Впорхнула, запыхавшись, трепеща,
И медлит, от волненья замирая.
Но сердце, немотой изнемогая,
Ей ранит грудь и бьется все сильней:
Так на исходе сладостного мая.
Напрягшись, безъязыкий соловей
Не в силах больше петь - и пикнет меж ветвей.
XXIV
208 Узорною увенчанное аркой.
Причудливой резьбой окружено,
Залитое луной полночно-ярком,
бессчетными огнями зажжено.
Трехстворчатое высится окно,
И стекла, махаона многоцветней.
Пылают, как пурпурное вино;
На гербовом щите еще приметней
Кровь королей: горит враждой тысячелетней.
XXV
217 Морозный свет струится сквозь витраж
И теплый блик бросает багрянистый
На вырезной шнурованный корсаж,
На крестика александрит искристый.
Цвет алой розы в нимб вплетен лучистый
Мерцающий неясно ореол;
В сиянье красоты небесно-чистой
Не ангел ли, покинув вышний дол,
Колена преклонить из рая снизошел.
XXVI
226 Дышать не в силах Порфиро от счастья:
Молитвой жаркой дух свой укрепив,
Браслет нагретый с тонкого запястья
Сняла, душистый распустила лиф.
Шурша, сползает шелковый извив
Скользнувшего по телу облаченья:
Русалкою, когда ее прилив
По пояс скрыл, заветного явленья
Агнесы ждет она, боясь спугнуть виденья.
XXVII
235 Потом, в гнезде прохладном затаясь,
Она тревожным устремилась взором
Перед собой, мечтами уносясь
В края далекой радости... Но скоро.
Тоску дневную отогнав с укором,
Теплом румяных маков напоен,
Как требник мавров золотым затвором,
Сомкнул ей веки благодатный сон:
Так ночью роза вновь сжимается в бутон.
XXVIII
244 Пред опустевшим брошенным нарядом
В углу укромном Порфиро застыл,
Не отрываясь восхищенным взглядом,
Взволнованной души смиряя пыл.
Затем бесшумно на ковер ступил,
В тиши заслышав ровное дыханье
И, бережно шагнув, благословил
Ее груди дремотной колыханье...
Как сон глубок и тих в чуть призрачном сиянье!
XXIX
253 Но издали донесся шум и крик,
Внезапно возмутив покой уютный,
И бойко в уши Порфиро проник
Лихой рожок, заливисто-беспутный.
Рассыпал барабан свой треск минутный
И, пререкаясь с праздничной трубой,
Невнятной речью, сдержанной и смутной,
Ответил глухо горестный гобой,
И тотчас смолкло все за звякнувшей скобой.
XXX
262 Но долго-долго длился безмятежный,
Лазурновекий и беззвучный сон...
На скатерти он ставит белоснежной
Все яства экзотических сторон:
Сиропы сдабривает киннамон,
Соседствуют миндаль и персик рдяный,
Прозрачное желе, айва, лимон,
Густой шербет и сладостная манна
Из Самарканда, из кедрового Ливана.
