На рассвете началось наступление. Все кругом гудело, земля тряслась. Это действовала наша артиллерия. Потом к передовой полетели штурмовики «Ил-2», или, как их называли враги, «черная смерть». Самолеты летели сплошной тучей и так низко, что, казалось, вот-вот заденут верхушки деревьев.
И вдруг все стихло: в наступление пошла пехота.
В лесу, где расположились тыловые части дивизии, остались одни часовые. В эти грозные минуты каждого тянуло туда, к передовой, где вслед за огневым валом нашей артиллерии шли в бой полки.
Сотрудники редакции еще ранним утром ушли в ту сторону, где полыхало багровое зарево, — они должны были сегодня же написать о сражении в газету. Все работники типографии тоже куда-то исчезли.
Женя пошла в штаб. Но и штаба уже не было — он двигался вслед за наступающими частями, и на месте его палаток остались лишь вырытые в земле квадратные ямы со ступеньками. Никого не осталось и в зеленом фургоне дивизионного клуба — на время боя работники его превратились в санитаров и помогали выносить раненых из-под огня.
Напряженно всматривалась Женя в алевшее зарево, которое медленно отодвигалось все дальше и дальше на запад. Там в бой за Родину, за партию сейчас шли солдаты и офицеры, которых она знала по именам, с которыми, может, вчера тут, в лесу, вместе сидела у костра… Нет, больше она не в силах была оставаться одна в этом вдруг затихшем, безмолвном лесу. Она тоже должна быть со всеми, должна знать, что происходит сейчас там, на передовой.
Женя поправила сбившуюся пилотку, подтянула ремень и пошла в медсанбат, палатки которого виднелись неподалеку.
Ее здесь хорошо знали.
«А, это ты, Катюша! — кивнула ей бойкая черноглазая медицинская сестра Соня. — Иди к выздоравливающим». И сразу же забыла о ней, отвернулась.
Соня стояла возле зеленой санитарной машины с большим красным крестом и отдавала распоряжения санитарам, которые выносили оттуда раненых. Из операционной палатки показался высокий сухощавый врач. Соня подошла к нему и, указывая на раненого, которого санитары вынесли последним, тихо проговорила.
«Очень тяжелый… потеря крови…»
«Оставить на носилках! — отрывисто бросил врач. — Немедленно сделать…»
Сложных медицинских названий Женя не поняла.
Санитары осторожно опустили носилки и пристроили их возле высокой ели. Женя пристально всматривалась в бледное лицо раненого. Оно казалось знакомым.
Это был лейтенант, дядя Миша! Перевязанный, в окровавленной, распоротой по швам гимнастерке. И на ней неярко блестел орден Отечественной войны.
