Когда Валя вернулась, Тамара Петровна раскрыла книгу и быстро нашла нужное место:
— Почитай-ка!
И Валя прочитала:
— «…Розга, строгость и слепая дисциплина — это проклятые для них учителя. Розга и строгость учат их лицемерию и фальши, учат чувствовать, желать одно, а говорить и делать другое из-за страха». — Валя подняла глаза и покачала головой: — Ох, как это верно! Ведь кто ремня боится, тот и правду не скажет. — И, снова нагнувшись над книгой, она продолжала: — «Нельзя их ударить ни разу, ибо ум и сердце ребенка настолько впечатлительны и восприимчивы, что даже всякая мелочь оставляет в них след…»
— Ты подумай, Валя, ведь эти слова были написаны почти полвека назад, когда розга считалась первым помощником учителя и родителей! А вот здесь, посмотри, — Тамара Петровна перелистала несколько страниц, — тут Дзержинский вот что говорит: ребенок, чувствуя, как родители его любят, постарается их слушаться, чтобы их не огорчать. А если нечаянно провинится из-за своей детской живости, то потом сам будет жалеть.
— Да ведь это прямо про нашу Нину! — подхватила Валя.
Тамара Петровна, закрыв книгу, продолжала рассказывать о Дзержинском: какой это был чуткий воспитатель, как он любил, знал, понимал детей. Ведь это он закладывал основы советской педагогики — самой справедливой и правильной. А какие он писал письма своей сестре из тюрьмы, из ссылки! Его сестре жилось нелегко — на руках дети мал мала меньше… И Тамара Петровна снова быстро перелистала страницы, хотя эти письма она знала чуть ли не наизусть:
— «А если когда-либо случится, что ты из-за своего нетерпенья, которым не сумеешь овладеть, из-за забот со столькими детьми или раздражения накажешь их, крикнешь на них, ударишь, то непременно извинись потом перед ними, приласкай их…»
«Какая чистая душа была у этого человека, если он учил так признавать свои ошибки!» — подумала Валя.
— Тамара Петровна, дайте мне эту книгу, мне очень нужно ее прочесть! — вырвалось у нее.
Тамара Петровна вручила вожатой большую книгу в яркокрасном переплете:
— Непременно прочитай! А потом я тебе дам статьи Калинина и Крупской и книги Макаренко…
А напротив на крыльце раздавались громкие голоса:
— Вовсе не лет, а бед! — твердила Майя.
— Вовсе не восемь, а семь! — смеясь, кричала Нина.
Женя с Кирой хохотали до упаду.
«Вот Женя начала уже у нас смеяться!» — с радостью подумала Тамара Петровна.
Она направилась в дом. Поднимаясь на крыльцо, задержалась возле девочек:
