Значит, через пять минут можно потихоньку идти на снижение и вскоре после этого дать команду снять кислородные маски.
Спустя несколько минут я уменьшил обороты моторов. Мы были довольно высоко — на высоте более 6000 метров, что обеспечивало нам безопасность от огня наземных средств противовоздушной обороны.
Звезды исчезли из поля зрения, нас окружили темные тучи. На температуру нельзя было жаловаться: десять градусов ниже нуля, следовательно, опасность обледенения была невелика.
Когда до земли оставалось меньше тысячи метров, я прибавил обороты.
— Сняты ли кислородные маски? — спросил я у экипажа.
— Уже давно… Все в порядке… — послышались в наушниках голоса стрелков.
— Так не пойдет! Доложите снова как положено! — повысил я голос, так как установленный порядок не был соблюден.
Тогда каждый стрелок доложил отдельно.
— Вот так-то, а то тараторите все сразу, как бабы на базаре.
Земля все приближалась. Стрелка высотомера последовательно перемещалась: 700… 600… 500… Вдруг — это было ясно видно сквозь редеющие облака — с земли хлынули огненные струи. Слева, спереди, справа — со всех сторон протянулись в нашу сторону то красные, то желтые, то зеленые сверкающие следы трассирующих пуль из скорострельных пушек и пулеметов.
— Быстро вверх, в облака! — крикнул Штепенко. Наверное, оттуда, из стеклянной кабины штурмана, лучше всего можно было видеть этот жуткий фейерверк.
Самолет задрожал, наши стрелки начали поединок с наземными огневыми точками. И вдруг…
— Четвертый мотор горит! — взволнованно доложил борттехник Дмитриев.
— Ликвидировать пожар! — дал я команду, а сам оглянулся направо, где за последним мотором в ночных облаках тянулся длинный хвост огня и дыма. Через некоторое время я с облегчением заметил, что пламя понемногу потускнело, скрылось в белесоватой дымке. Может, все еще обойдется благополучно…
Но нет. Штепенко, который из своей кабины видел лучше, чем я со своего места, передал:
— Пожар не прекращается…
Что делать? В мозгу мелькали тревожные мысли… Линия фронта теперь наверняка позади… Мы ошиблись во времени пересечения ее (после более чем девятичасового полета) лишь на несколько минут. Пустяковый промежуток времени, но для нас он оказался роковым. Мы спустились под облака как раз над линией фронта, немного севернее города Калинина, где противник всеми силами старался переправиться через Волгу. И там нас постигло это несчастье…
Положение становилось критическим. За мотором, на расстоянии всего лишь полуметра, находится бензобак. Когда сгорит вмонтированная между ними огнезащитная перегородка (я уже знал, как горит в воздухе перекаленный металл: стальной лист толщиной два-три миллиметра полыхает, как береста, ведь при движении самолета кислород подается как кузнечными мехами), то огонь в несколько мгновений справится также с алюминиевым бензобаком и взрыв разнесет крыло самолета…
