— Еще десять градусов вправо! — скомандовал штурман. — Ложимся на боевой курс! Девяносто градусов вправо!
Когда мы справились с этим, прозвучала команда:
— Два градуса влево! Еще два градуса… Еще два… И в эти тревожные мгновения, когда кругом был сущий ад и на самолет сыпался град осколков, Саша Штепенко не терял ни спокойствия, ни чувства юмора:
— Пилоты, почему вас все время тянет вправо? Три градуса влево!
Справа находились наши, слева — гитлеровцы. Наверное, наш самолет сам рвался к дому.
— Так держать! Открываю бомболюки! — крикнул через некоторое время Штепенко.
Я втайне надеялся, что зенитный «цирк», как это у нас называли, надоел штурману и он пошлет весь запас бомб вниз одним махом. Но не тут-то было!
На этот раз самолет вздрогнул, освобождаясь от бомб, как-то слабее, чем обычно, и сразу послышалась команда Штепенко:
— Пилоты! На второй заход!
Саша оставался верным себе — он не обращал внимания на окружавший нас «цирк»… Нам пришлось еще и еще раз начинать все сначала. Облака дыма от разрывов снарядов вокруг самолета все сгущались. Когда мы уже в третий раз легли на боевой курс, борттехник доложил:
— В третьем моторе упало давление масла.
— Выключите! — скомандовал Водопьянов и добавил: — Саша, кончай уже…
— Сейчас, — ответил тот, — сброшу последние.
Это «сейчас» длилось еще несколько минут. Пришлось прибавить газу, иначе самолет не удержался бы на нужной высоте.
Смрад от взрывов снарядов, стоявший в воздухе, теперь уже постоянно держался в кабине и, несмотря на кислородные маски, назойливо лез в нос.
— Все! Теперь быстро домой, — послышался наконец в наушниках голос Штепенко.
В этот же момент мы накренили самолет на правое крыло и, совершив разворот, легли на обратный курс.
Поскольку сиденья пилотов находились в верхней части самолета, мы почти никогда не видели взрыва бомб на цели. Эта возможность была лишь у штурмана и стрелков. Однако когда Штепенко своим спокойным тоном произнес: «Все в порядке», а стрелки стали шумно обмениваться впечатлениями, не осталось сомнений в том, что цель поражена.
Но на этот раз попали и в нас. Радиоаппаратура вышла из строя. Стрелок, находившийся в башне под левым крылом, доложил, что он видит в пробоину небо… Представление о том, как обстояли дела, мы получили только на родном аэродроме, когда после приземления провели основательный осмотр. Были повреждены третий мотор и радиостанция. Больших и малых пробоин в фюзеляже и крыльях самолета мы насчитали более тридцати…
