Петербургские хроники | страница 38
Есть Шкаф — Витька Петров. Неопрятный парень с бугристым лицом и засаленными волосами. Кулачищи — по ведру каждое. Спокойный и неторопливый, пока не выпьет. После стакана водки начинает двигаться, как барс. Дерзко поглядывает по сторонам, словно выискивая, с кем бы подраться.
Его дружок Юрка Ласточкин — Шкафенок. Вдвое ниже Шкафа. Лезет в драку мгновенно, дерется ловко, вертко, кулаками. Противник, как правило, ретируется, видя за спиной Ласточкина непроницаемое лицо Шкафа — а вдруг и тот ввяжется?
Иногда слышишь: «Шкаф с Фантомасом вчера нажрались».
Или — стук в дверь.
— Кто?
— Открывай. Это мы — Шкаф и Шкафенок.
Есть Каскадер.
Немудрено, что после вчерашних заморочек мне снились пьяные оргии.
Рано утром рослый Фридрих провел по гаражу еще пьяного молодого папашу. Тот еле переставлял тонкие ножки и походил на карикатурного стилягу, которого ведет за шкирку молодец-дружинник. Фридрих затащил его в кабину своего «камаза», бросил спать, вытер мокрый лоб, отряхнул руки. Где он его откопал? Мне казалось, все разошлись.
Зашел ко мне в будку, закурил со вздохом.
— Димка, надо бросать курить! На пятый этаж к себе поднимусь — и уже мокрый! А, дядька? Что с нами курево делает!
8 мая 1984 г.
Спичка прочитал «Шута», похвалил. Сказал, что несмотря на все огрехи это законченная повесть, ее надо доводить до кондиции — и не более того. Аркадий выловил блох и дал ценные советы.
Нет, повесть еще не сделана, не срослась.
Обязательно найти и перечитать «Декамерон» Боккаччо! Посмотреть, как сделан. В молодости он показался мне скучноватым.
Что-то инвалидов войны поубавилось на наших улицах и во дворах. Уходят победители-старики. Сколько в детстве видел безногих: в колясках, на тележках с зудящими колесами из подшипников… Массово уходят.
18 мая 1984 г.
Болею пятый день — ангина. 8-го мая в гараже случилась драка — на меня полез по наущению одного обиженного водителя его дружок, начальник колонны с другой площадки. Здоровый, черт. Сначала он без предупреждения двинул мне по физиономии и сбил с ног. Я быстро вскочил и крикнул шоферам, чтобы не вмешивались. Дрались минут десять. Никто никого победить не смог. Мне удалось бросить эту тушу через себя — с упором ногой в грудь и опрокидыванием на спину. Водители радостно взвыли. Синяк на скуле не проходил неделю. Разбил колено.
В следующее дежурство он пришел извиняться. Принес литр водки. Сказал, что ничего толком не помнит: кто-то что-то сказал, попросил дать мне в ухо. Он и дал. Я с удовлетворением оглядел его переливчатую физиономию, заплывший глаз, ссадины на лбу — и простил. Сказал, что рапорт не писал. От водки отказался.