— Иди сюда, Далма! Садись рядом! Да будут они прокляты, эти воры! Мы настоящие хозяева квартала, а нас бьют как собак. У Далмы нет денег, чтобы платить Кодре. Тамархенна таскает корзины с апельсинами, хотя не видит дальше метра. А ты, Хамдан, где твоя отвага, потомок Адхама?
Далма вошел внутрь.
— Где твоя отвага, потомок Адхама? — повторила Тамархенна.
— Иди прочь, Тамархенна! — закричал Хамдан. — Ты уже полвека как вышла из брачного возраста, а все ищешь мужского общества.
— А где здесь мужчины?! — сострила она.
Хамдан нахмурился, и Тамархенна поспешила извиниться:
— Хозяин, дозволь мне послушать поэта!
— Расскажи об унижении рода Хамдан в этом квартале! — с горечью обратился к поэту Даабас.
— Успокойтесь, господин Даабас, успокойтесь!
Но Даабас разошелся:
— Кто, я господин?! Господин тот, кто бьет людей, кто унижает и обкрадывает народ. Тебе ли не знать, кто здесь господин?!
Поэт заволновался:
— Сюда может зайти Кодра или один из его шайтанов.
— Все они от плоти Идриса! — резко ответил Даабас.
— Успокойся, дядя Даабас, пока они не обрушили эту кофейню нам на головы, — тихо сказал ему поэт.
Даабас встал со своего места, несколькими широкими шагами пересек кофейню, сел справа от Хамдана и собрался ему что-то сказать, но тут раздались крики мальчишек с улицы, за которыми его голос нельзя было расслышать. Роившиеся вокруг кофейни, как саранча, мальчишки обзывали друга грязными словами.
— Вот бесенята! — прикрикнул на них Даабас. — Сидели бы ночью в своих норах!
Ребятня пропустила его слова мимо ушей. Даабас вскочил как ужаленный, чтобы задать им трепку, и они с гиканьем рванули по кварталу. Из домов напротив раздались женские голоса:
— Полегче, дядя Даабас! Не пугайте так детей!
Он со злостью махнул рукой и вернулся на место со словами:
— Как жить? Ни от кого милости не дождешься. Ни от мальчишек, ни от надсмотрщиков, ни от управляющего.
С ним все согласились. Род Хамдан потерял свое право на имущество и теперь прозябал в нищете, унижаемый всеми. Даже надсмотрщик, который навязал им свою власть, был из самого захудалого квартала. Этот Кодра гордо шагал по улице, собирал подати, с кого хотел, и отвешивал пощечины, если ему кто не нравился. Так иссякало терпение семейства Хамдан и назревал бунт.
Даабас повернулся к Хамдану:
— Хамдан! Все думают об одном. Нас много. Всем известно, откуда мы ведем свое происхождение. У нас не меньше прав на имение, чем у управляющего.
— Дай Бог, чтобы это все кончилось миром! — пробормотал поэт.
