Дети нашей улицы | страница 42



— Добрый вечер, дедушка!

Громогласным, но не лишенным мягкости голосом дед ответил:

— Добро пожаловать, сынок! Садись!

Юноша сел на краешек кресла, стоящего справа от дивана.

— Усаживайся удобнее! — сказал аль-Габаляуи.

Прошептав слова благодарности, с трепещущим от счастья сердцем Хумам уселся поглубже. Наступила тишина. Ощущая на себе прямой взгляд деда, как мы чувствуем солнце, не поднимая к нему глаз, он не отрываясь рассматривал узоры на ковре. Только он непроизвольно бросил взгляд на комнатку по правой стене и со страхом и грустью посмотрел на дверь, как дед спросил его:

— Что тебе известно об этой двери?

У юноши затряслись поджилки. Он удивился тому, как дед все замечает, и покорно ответил:

— Я знаю, что эта дверь — начало всех наших бед.

— Что ты думал о своем деде, когда слушал эту историю?

Хумам открыл рот, но аль-Габаляуи не дал ему ответить:

— Говори мне правду!

Резкий тон деда привел его в смятение, и он сказал, стараясь казаться искренним:

— Поступок отца я считаю огромной ошибкой, а наказание, понесенное за него, не в меру суровым.

Аль-Габаляуи улыбнулся:

— Приблизительно так ты и думаешь. Я ненавижу ложь и вранье. Я прогнал из дома всех, кто замарал себя ими.

Глаза Хумама наполнились слезами.

— Мне кажется, ты чистый юноша. Поэтому я позвал тебя.

Глотая слезы, Хумам ответил:

— Спасибо, господин!

— Я решил дать шанс тебе, — спокойно продолжал дед, — и больше никому из тех, кто остался снаружи. Шанс перебраться сюда, обзавестись семьей и начать здесь новую жизнь.

Хумам один за другим слушал радостные удары своего сердца, ожидая последних нот, которыми должна была завершиться эта счастливая песня: так, обрадованный хорошей новостью, жаждет узнать продолжение. Но дед молчал. Немного помявшись, Хумам промолвил:

— Спасибо за вашу милость!

— Ты этого заслуживаешь.

Юноша, переводя взгляд с деда на ковер, тихо спросил:

— А моя семья?

— Я же ясно дал понять, — ответил с укором аль-Габаляуи.

— Они заслуживают вашего прощения и сочувствия, — взмолился Хумам.

Аль-Габаляуи холодно процедил:

— Ты не слышал, что я сказал?

— Да, но мать, отец, братья. Отец — человек…

— Ты не слышал, что я сказал? — повторил он раздраженно.

Хумам замолк. Показывая, что разговор окончен, дед заключил:

— Сходи к ним попрощаться и возвращайся!

Хумам встал, поцеловал деду руку и вышел. Дядюшка Карим ждал его, и Хумам молча последовал за ним. Когда они прошли мужскую половину дома и вышли в сад, Хумам заметил девушку. Она поспешила скрыться, но он разглядел ее плечи, шею и тонкий стан. В ушах зазвенели слова деда: «жить здесь и обзавестись семьей». С такой девушкой, как эта! Подобной жизнью жил отец. Как же жестоко обошлась с ним судьба! С каким чувством он теперь таскается с тележкой?! Это счастливый шанс! Как во сне! Об этом отец грезил двадцать лет. Но как тяжело на душе!