Отец прищурился и пробормотал:
— Есть новости у Умаймы?
Под проницательным взглядом отца он опустил глаза:
— С ней все хорошо, все в порядке.
— Говори правду! Что с тобой? — раздраженно бросил аль-Габаляуи.
Адхам упорно молчал, но, смирившись с тем, что от отца ничего не скроешь, признался:
— Она сильно переменилась, как будто стала чуждаться меня.
Глаза отца загорелись странным блеском.
— Между вами размолвка?
— Совсем нет.
Улыбнувшись, довольный, отец произнес:
— Дурак! Будь с ней помягче. Не дотрагивайся до нее, пока она сама тебя не позовет. Скоро ты станешь отцом!
Адхам сидел в конторе, принимая одного за другим новых арендаторов, выстроившихся в очередь, которая растянулась до самого выхода. Когда подошел черед последнего, в спешке и раздраженно, не отрывая головы от тетради, он спросил:
— Имя, уважаемый?
— Идрис аль-Габаляуи, — прозвучал ответ.
Адхам испуганно поднял голову и увидел перед собой брата. Ожидая нападения с его стороны, он вскочил, готовый защищаться. Но Идрис предстал совсем другим: тихий, смиренный, поистрепавшийся, словно намокшая накрахмаленная рубаха. Его не стоило бояться, новый образ его был печальным. Несмотря на то, что вид брата погасил в сердце Адхама старые обиды, он не мог в это окончательно поверить и сказал осторожно, будто вопрошая:
— Идрис?!
Идрис склонил голову и ответил неожиданно мягко:
— Не бойся: я лишь твой гость в этом доме, если ты будешь милостив ко мне.
Неужели эти покорные слова исходят из уст Идриса? Или его так изменили страдания? Но кротость Идриса так же огорчает, как гордыня. Не станет ли прием Идриса в доме вызовом отцу? Ведь он пришел без приглашения. Но Адхам уже указывал брату рукой присесть на стул рядом с ним. Они уселись, удивленно обвели друг друга взглядом, и Идрис сказал:
— Я проник сюда с толпой арендаторов, чтобы поговорить с тобой с глазу на глаз.
— Тебя никто не заметил? — с тревогой спросил Адхам.
— Из домашних меня никто не видел. Будь уверен! Я пришел не для того, чтобы навредить тебе. Мне нужна твоя милостивая помощь.
От волнения Адхам отвел глаза, кровь прилила к лицу.
— Ты, наверное, удивлен, как я изменился, — продолжил Идрис. — И спрашиваешь: куда подевались его высокомерие и заносчивость? Так знай: мне выпало столько страданий, что врагу не пожелаешь. Но несмотря на это, я пришел к тебе в таком виде, потому что такие, как я, забывают о гордости перед лицом доброты.
— Да поможет тебе Всевышний, как и всем нам! — пробормотал Адхам. — Как же мне горько слышать о твоей судьбе!
