Ночью меня разбудил настырный входной звонок. Оглушенный и очумелый, я вскочил, открыл дверь – передо мной стоял Юра: «Старик, помоги, я заблудился у вас во дворе. Выведи меня через проходной двор на улицу». Все попытки уговорить его остаться переночевать были безрезультатными – он уперся, как баран: «Хочу домой».
Я, как был, в трусах, надел на босу ногу валенки, а на голое тело полушубок, и мы вдвоем, выйдя во двор, направились по узенькой тропке, поднимающейся между гаражами к ряду дровяников-сараев, от которых нужно спуститься в соседний двор, а оттуда был выход на улицу. Эту-то тропку и не смог найти мой гость той ночью. Пробираясь между гаражами, я услышал, как он закряхтел сзади, а обернувшись, увидел, что Юра как-то неудобно лежит и что-то бормочет, даже не пытаясь подняться. Я бросился ему помогать, но с удивлением разглядел – нога его вывернута в обратную сторону.
Слава Богу, ближайший телефон-автомат работал. Довольно быстро подъехала «скорая». Чудо, что в приемном покое больницы дежурил в ту ночь Юрин хороший друг Свет Королев, сын великого хирурга. Не знаю, зачем я поехал с Юрой в больницу в три часа ночи, пьяный, в валенках и полушубке на голое тело. Глядя на нас обоих и прижимая палец к губам, Святослав предупредил меня: «Не вздумай кому рассказать, что он был пьяный или с тобой. Машину „скорой“, до дома тебя довезти, я сейчас вызову».
Ранней весной Юру выписали из больницы домой, под строгим маминым контролем его навещали друзья. Разумеется, заходил и я, читал ему свои первые стихотворные опусы, он снисходительно слушал и никогда деликатно не критиковал, но дарил мне сборники своих стихов с обязательными замечательными посвящениями. На одном из титульных листов Юра аккуратно вывел четверостишье, достойное многократного повторения:
У нас один порыв великий,
Он жив, он жив, он не зачах,
Но книги, словно как вериги,
На душах наших и плечах.
Однажды хозяин сделал мне царский подарок – книгу с двумя экслибрисами. Экслибрис – это такой атрибут книжной культуры, благодаря которому томик становится сокровищем частного собрания, а еще это как бы его охранная грамота. Часто экслибрис отражает вкус библиофила. Один экслибрис на подаренной мне книге был хорошо известен книголюбам города – «Ex libris Ю. Адрианова» с контуром башни Нижегородского кремля, второй – дореволюционный: «Василий Васильевич Адрианов». Это дед Юры, он преподавал математику в гимназии и в кадетском корпусе Нижнего Новгорода. Книга – «Геометрия, словенски землемерие…» 1708 года.
