КОГИз. Записки на полях эпохи | страница 50
И повел меня Нусберг ночевать в какую-то комнатушку к своему другу и соратнику, а теперь-то уже великому русскому художнику-концептуалисту Франциско Инфанте. Его я шапочно знал по разного рода вечерним квартирникам, на которых мы довольно агрессивно обсуждали возможности цветомузыки: музыкальные светящиеся фонтаны в Сочи Яшка Карасик уже спроектировал. Мы, на примере «Петербурга» Андрея Белого, рассматривали возможность сенсорным путем раскрашивать читаемые тексты. Представляете: ведешь по странице пальцем, и, в зависимости от настроения и содержания текста, она переливается разными тонами, от спокойных бирюзово-зеленых до активно-возбужденных алых и синих. А то разольется всполохами северного сияния или рассыплется звездами августовского неба. Хотя, помнится – мне даже как-то раз приходилось обмывать обложку книжки Артура Кларка, украшенную композицией Франциско.
Комнатка была маленькая, несуразная, и запоминалась она только замечательной жесткой лежанкой, на которой мы все трое устроились спать после того, как, сидя на полу, выпили по паре чашек дрянного грузинского чая. Лежанка замечательной оказалась утром, когда Франциско ее поднял и прицепил крючками к стене. Комнатка сразу стала просторной, и ее осветил метрового диаметра круг, начертанный на тыльной стороне нашего ночного лежбища, в центре которого было написано емкое короткое слово – ИДЕЯ! «Это заряжает меня на целый день!» – объяснил Инфанте.
Мы снова пили дрянной грузинский чай, в котором плавали сучки, и трепались, планируя новый день. И тут еще один сомнительный предмет искусства привлек мое внимание: им оказался яркий пошлый плакат с убийственным текстом: «Кукуруза – это сало, ветчина и колбаса!»
– Это что такое? – спросил я у друзей.
– Это – артефакт! – ответил Франциско.
– Что значит – артефакт?
– Это значит: факт существования произведения искусства. Мало того – по своим пропагандно-воспитательным целям такой плакат сравним с Мавзолеем Ленина и песней «Вставай, страна огромная». Лаконизм в изобразительных средствах, конкретность текста – да здесь все убивает наповал. Мечтаю раздобыть еще парочку плакатов, равносильных этому по силе художественного воздействия на миллионы людей и, возможно, в какой-то степени сформировавших наш советский образ мысли. Это что-нибудь мооровское вроде «Все на борьбу с Юденичем!» или «Ты записался добровольцем?» и «Родина-мать зовет!» Ираклия Тоидзе.
– А с какой же это стороны ты относишь эти агитки, растиражированные миллионами, к произведению искусства?