КОГИз. Записки на полях эпохи | страница 36

Ломоносов был очень популярен и востребован как автор. «Грамматика» только при жизни издавалась четырнадцать раз. А ведь никакого авторского права или гонораров не было. Было лишь сверху распоряжение – печатать! А после: благодарность в виде деревеньки или десяти рублей – уж как получится, или наоборот – батогов надают, то есть палками по спине. А с «Риторикой» загадка получилась: кто-то в университетской типографии на ней деньги зарабатывал. Я не думаю, что сам автор, хотя – кто знает! Я давно когда-то слышал, что с этих гранок, то есть с набора 1748 года, книжку допечатывали несколько раз, но не думал, что после смерти автора.

С Борисом Израилевичем мы долго дружили. Он ко мне в Горький приезжал. Вместе с заместителем министра Треггером. Уговаривали меня в Москву перебираться работать. Я отказался.

А Козакову я позвонил, когда этот рассказ уже написал. Он меня не узнал конечно: ведь ему уже верняком девяносто! Но книжку ту, про Платова, вспомнил. Говорит, что передал ее в Салтыковку. Врет, наверное! Говорит: мол, не у вас я ее купил, а совсем у другого человека, а вас я не помню и не знаю.

С Ермаком меня познакомил Саша Канц, который в семидесятые не писал монографий о книжной графике Эль Лисицкого и не классифицировал орнаменты еврейских надгробий, о чем ему мечталось, а занимался народными промыслами и «хохломой». Регулярно, раз в месяц, Саша приезжал к нам в город в командировку для участия в художественном совете фабрики «Городецкая роспись». Обычно он предварительно звонил и вежливо справлялся: что из продуктов надо привезти? Мы с супругой так же вежливо сообщали ему, чтобы он не беспокоился и не утруждал себя. Тем не менее каждый раз, прибыв с утреннего поезда к нам домой, он сразу проносил на кухню большую картонную коробку со словами: «Это – не для тебя, а для семьи и детей». В коробке, как правило, оказывалось много такого, что невозможно было увидеть в наших мрачных, суровых и полупустых продовольственных магазинах: сыры, окорока, паштеты, копченая рыба, греча, конфеты, какие-то деликатесы в коробочках – все это супругой выкладывалось сначала на стол, а уже потом рассортировывалось в холодильник и на нужные полочки.

Саша сразу же объявлял сумму за продукты – она была не обременительна для нас, и я тут же расплачивался. А Канц, как бы смущаясь, объяснял: «Я – вроде бальзаковского Гобсека – этим освобождаю вас, да и себя тоже от необходимости чувствовать себя должниками».