— Вы, Юрий, выполняете рисунок, и только. Но пока, знаете ли, это пародия на одного чересчур великого артиста.
Все замерли, потому что знали: когда Отавный говорит во время репетиции тихо и подчеркнуто вежливо, а тем более на «вы» — будет буря. Она и не заставила себя ждать. Так же тихо и подчеркнуто вежливо, но чтоб слышно было всем, режиссер спросил:
— А почему актер работает без костюма?
Помощник режиссера ответила из-за кулис в микрофон:
— Костюм шьют. Не можем же мы дать ему штаны Высоцкого...
Режиссер взял в руки свой микрофон и на весь театр загремел:
— Это как понимать? В театре нет и не может быть штанов Высоцкого! В театре есть костюм Хлопуши! Немедленно переоденьте артиста! Принесите реквизит! Все должно быть как на спектакле!
Паша от крика скривился, как от зубной боли.
— Давайте я потом с ним поговорю? — шепнул он Алексею Фомичу на ухо.
Фомич тоже отшатнулся от двери.
— Давайте! А я потом подпишу.
— Алексей Фомич, но вы же обещали.
—А что я обещал?—Алексей Фомич взглянул на Пашу, как будто видел его в первый раз. — Я обещал встретиться с вами. Вот мы встретились. Но после вчерашнего собрания труппы... Вы же понимаете, что ситуация изменилась. И потом, а почему вы? Пусть он сам приходит и разговаривает.
— Он болен. Ему и в Париж-то надо, чтоб подлечиться.
— Зря тратите время. Вот, пожалуйста. —Алексей Фомич указал на выходящего из зала режиссера, а сам деловито устремился на служебную половину.
Паша ни за что не подошел бы, он побаивался Главного и знал, что тот его недолюбливал, но деваться было некуда, и он поклонился как бы почтительно. Склонил голову и одними губами шепнул: «Здрастьте, семьдесят семь!» Это Володя его научил: «Если не помнишь имени и отчества, говори: „Здрастьте, семьдесят семь!“, только тихо. Даже если человека зовут Захар Спиридонович, он-то помнит, как его зовут, и твои „семьдесят семь“ он услышит как „Захар Спиридонович“. В общем, как надо, услышит». Паша делал так иногда, и получалось, но не сейчас.
«Семьдесят семь» остановился, выдержал паузу и внятно ответил:
— И вам здравствовать, девяносто девять!
Паша готов был провалиться на месте.
Довольный произведенным эффектом, режиссер подошел к нему вплотную.
— Как он?
— Все хорошо! — залепетал Паша. — Спасибо, он в больнице.
— «Все хорошо! Он больнице!» — передразнил Главный. — Вы уж разберитесь, «хорошо» или «в больнице»? Это, знаете ли, не всегда одно и то же. Передайте Владимиру, что я всегда его жду. Я всегда... — он немного замялся. — Впрочем, все он знает сам.
