Зимняя жертва | страница 87
Как можно жить в таком доме?
— Мария здесь почти пять лет. Все это время она не говорила.
В голосе доктора Ниима слышится сочувствие и притом некая отстраненность.
Итак, Мария — бессловесная, безголосая.
— Она не выражает абсолютно никаких желаний.
— Она может себя обслуживать?
— Да, она моется и ест. Посещает туалет. Но не говорит и отказывается выходить из своей комнаты. Первый год мы следили за ней: она несколько раз пыталась повеситься на батарее. Но сейчас, как нам кажется, не суицидальна.
— Смогла бы она жить за пределами больницы, если бы кто-то ухаживал за ней?
— При любых попытках вывести ее из комнаты у нее начинались судороги. Я никогда не видела ничего подобного. Она совершенно не в состоянии, насколько мы можем судить, находиться в обществе. Все ее тело сейчас словно протез, заменяющий то, что было утрачено. Что касается личной гигиены, здесь она аккуратна. Надевает одежду, которую мы ей даем.
Доктор Ниима делает паузу, прежде чем продолжить:
— Она ест три раза в день, но не так много, чтобы прибавлять в весе. За ней ведется тотальный контроль, но контакта с нею у нас нет. Наших слов она как будто не слышит. Такой симптом можно наблюдать у людей, страдающих тяжелыми формами аутизма.
— Ей дают какие-то лекарства?
— Мы пробовали. Но ни один из наших химических ключей не подошел к замку на душе Марии Мюрвалль.
— А почему «никаких мужчин»?
— При виде мужчины у нее тоже начинаются судороги. Не всегда, но иногда. Время от времени ее посещают братья. Встречи с ними она переносит нормально. Братья — не мужчины.
— Еще кто-то ее посещает?
— Мать отстранилась. — Доктор Ниима качает головой. — А отец давно умер.
— У нее есть телесные повреждения?
— Все зажило. Но ей пришлось удалить матку. Штуки, которые запихивали в нее там, в лесу, оставили серьезные раны.
— Она испытывает боль?
— Физически? Нет, не думаю.
— С ней проводится какая-то терапия?
— Вы должны понять одну вещь, фрекен Форс: проводить терапию с человеком, который не говорит, практически невозможно. Молчание — мощнейшее оружие души.
— То есть вы полагаете, при помощи молчания ей удается как бы оставаться в себе?
— Стоит ей заговорить — и она окажется вне себя.
— Мария живет здесь.
Служительница осторожно открывает дверь, третью из семи по коридору на втором этаже. Линолеум блестит в свете люминесцентных ламп; из комнаты слышен тихий стон. В отличие от дома престарелых здесь используют парфюмированные моющие средства. Лимонник — совсем как на курорте в линчёпингском отеле «Экуксен».