Зимняя жертва | страница 50
Малин закрывает холодильник. За спущенными жалюзи она различает силуэты детей, которые, бросая вызов морозу, пытаются соорудить что-то из снега. Все это выглядит безнадежно — твердая холодная масса противится любым попыткам придать ей форму. Дети иммигрантов. Они живут в тех вытянутых домах, каждый на две квартиры, из белого бетона и дерева, покрытого отслаивающейся коричневой краской, — на изнаночной стороне поселка Юнгсбру.
За окном слышится смех — сдавленный и в то же время радостный, будто им мороз не страшен.
А может, нет никакой изнаночной стороны? Люди живут своей жизнью, и радость иногда прорывается на поверхность, как раскаленная магма.
У стены пестрый диван — такой узор был в моде в семидесятые. Желто-коричневые обои в крапинку. Игровой стол, крытый зеленым сукном. Несколько простых стульев, в углу провалившаяся кровать, опрятно заправленная оранжевым покрывалом.
Обстановка спартанская, но везде прибрано: нет ни коробок из-под пиццы, ни окурков, ни куч мусора. Чистота и порядок.
На одном из окон гостиной видны три небольших отверстия в стекле, заклеенные скотчем. Лента аккуратно наложена на расходящиеся трещины.
— Выглядит так, будто кто-то бросал в окно маленькие камешки, — замечает Зак.
— Похоже.
— Думаешь, это важно?
— В таких районах обычно много детей, и они постоянно озорничают. Может, бросались галькой.
— Или таким образом его вызывали на любовные свидания.
— Конечно, Зак. Мы должны попросить техников тщательно обследовать окно, если они до сих пор этого не сделали, — говорит Малин. — Может, они смогут определить, что это за отверстия.
— Странно, если они не занимались окном, — рассуждает Зак. — Но здесь, конечно, была Юханнисон, а это не по ее части.
— Если бы здесь была Карин, стекло уже уехало бы в лабораторию, — отвечает Малин, направляясь к гардеробу в спальной нише.
Габардиновые брюки огромных размеров, все приглушенно-земляных оттенков, аккуратно развешаны, выстираны и выглажены.
— Как-то не согласуется, — говорит Зак, — весь этот порядок, выстиранная одежда с разговорами о том, что он вонял мочой и потом.
— Не согласуется, — соглашается Малин. — Но кто знает, действительно ли он вонял? Может, они только думали, что он должен вонять? Кто-то сказал кому-то другому, а тот, в свою очередь, следующему, и это стало общеизвестной истиной. Мяченосец воняет мочой, Мяченосец не моется.
Зак кивает.
— А может, кто-то был здесь после его смерти и прибрался?
— Техники заметили бы.