— Нет-нет, — отбивался он. — Пять и восемь лет — нет, никак нельзя.
— Да ладно, ну будь лапочкой, — упрашивал Барт, разглаживая ворот его халата. — Всего на пять минут. Они хотят видеть Симеона. Посмотрят, и все. Мойвуазен и не узнает, мы потихоньку. Мария согласилась покараулить в коридоре. Если появится Мойвуазен, она будет насвистывать «Братца Якова». Она здорово свистит, я слышал. Я бы предпочел, чтобы она свистела «Отец нашел мне муженька», но она эту песню не знает.
Жоффре отмахивался от Барта, повторяя: «Нет, нет», и голова у него шла кругом.
— Пять минут. Ну на пять минут-то можно, а? Лучше всего часов в шесть, когда кончается время посещений. Спасибо, Жоффре.
— Нет, я же…
— Я тебя отблагодарю как-нибудь. Кстати, если любишь тапенаду, ты только скажи. У меня ее полный холодильник.
Прежде чем покинуть клинику, Барт приоткрыл дверь 117-й палаты.
— Договорился, — небрежно бросил он.
В клинику Сент-Антуан девочки входили в радостном возбуждении. Словно они шли в гости на день рождения. Венеция нарядилась в ярко-розовое, а-ля Барби. Она нарисовала Симеону три сердца. Моргана купила любимые пирожные брата. Барт объяснил им, что есть один доктор, профессор Мойвуазен, у которого аллергия на маленьких девочек, и надо не попасться ему на глаза. И на каждом шагу, завидев очередного человека в белом халате, девочки хихикали:
— Это он? Это он?
На самом деле Барту было не до смеха, потому что профессор Мойвуазен внушал ему прямо-таки панический страх. У него было такое ощущение, что судьба всех Морлеванов находится в руках этого человека. Наверное, из-за того, что это он лечил Симеона.
В коридоре девочек поджидали санитарка Мария и медсестра Эвелина.
— Ой, какая лапочка! — умилилась Мария при виде Венеции. — Ну прямо ваша копия, Барт.
— Лапочка, лапочка, — подтвердил Барт. — Ну хорошо. Вы, Мария, стойте здесь. Эвелина — в другом конце коридора. Эвелина, вы умеете свистеть «Отец нашел мне муженька»? Нет? Ну ничего. Пошли, девочки!
Он подтолкнул сестер к двери с номером 117 и с замиранием сердца вошел вслед за ними. Первым побуждением Венеции и Морганы было броситься брату на шею, но их пригвоздил к месту даже не приказ Барта: «Никаких поцелуев!» — а вид безвольно лежащего на кровати Симеона.
— Почему тебя привязали? — негодующе вскричала Венеция.
Симеон оглянулся на Барта.
— Ты им ничего не объяснил?
— А чего объяснять? — удивился тот.
Барту и в голову не приходило, что вид изможденного, лежащего под капельницей брата может испугать девочек. Симеон быстро расставил все по местам:
