— Я оставался там, пока они не вышли.
— В какое время это было?
— У меня не было часов. Я продал свои за несколько дней до этого.
Уж не затем ли, чтобы купить Мариетте какую-нибудь безделушку? Но Ломон не стал выяснять.
— Восемь часов уже было?
— Наверняка нет.
— Значит, они вышли раньше восьми?
— Видимо, раньше. Я стоял за углом.
— Вы видели девочку, шедшую в булочную?
— Нет.
— И вы опять, пошли за ними следом?
— Да, на расстоянии.
— Куда они направились?
— Они прошли по Железнодорожной, а потом свернули в первую улицу направо.
— На Котельную?
— Да. Мне показалось, что они о чем-то спорят. Потом они остановились, почти на мостовой, и тут Мариетта отпустила его руку.
— Чью? Желино?
— Да, его. И они, как будто поссорившись, тут же разошлись в разные стороны: Желино продолжал свой путь, а Мариетта повернула обратно.
— Вы с ней заговорили?
— Она мне сперва не отвечала: у нее было скверное настроение. Я умолял ее поговорить со мной, клялся, что не стану ни в чем упрекать. Тогда она остановилась и бросила: «Ну, выкладывай скорей, что тебе нужно!» Разговаривать об этом на улице, мимоходом, я просто-напросто не мог и попросил ее пойти со мной куда-нибудь поужинать, но она ответила, что ей не хочется есть. Я тогда предложил ей прямо сейчас уйти со мной: у меня была на примете меблированная комната, а заработка моего на двоих вполне хватило бы.
— Что она ответила?
Пап замялся, бросил на Ломона умоляющий взгляд и, запинаясь, пробормотал:
— Она отказала. Считала, что я слишком молод.
Ломон не стал требовать от него в точности воспроизвести ее ответ. Во время одного из допросов Пап признался Беле, что Мариетта, передернув плечами, прошипела: «Кретин несчастный! Неужто сам не понимаешь, что ты еще сосунок сопливый?»
— Она рассталась с вами на Котельной улице?
— Нет, пошла дальше, а я за нею, но она не отвечала мне и не обращала на меня внимания, словно меня вообще не было.
— Вы видели, как она вошла к себе в дом?
— Нет. На углу Железнодорожной она раздраженно топнула ногой и закричала: «Отцепись от меня, не то пойду пожалуюсь твоей матери!»
Пап, по его утверждению, побрел после этого вверх по Железнодорожной до самого конца — там уже начинались поля; значит, он должен был пройти мимо дома помощника начальника станции.
Свидетелей, которые могли бы подтвердить, что видели его, у Папа не было. Он, правда, утверждал, что где-то по дороге повстречался с молодой женщиной, несшей на руках плачущего младенца, однако отыскать ее не удалось. Потом по улице Наций и бульвару Гамбетта он возвратился в город, но нигде не перекусил и ни в какие кафе не заглядывал.
