— Прошу свидетеля ответить.
Вопрос был задан в связи с разбитой бутылкой.
— Лаборатория произвела анализ и никаких следов вина не обнаружила. Все предметы в доме, могущие служить орудием убийства, были обследованы, но безрезультатно.
Первый присяжный не удовлетворился.
— Не пропал ли какой-либо предмет из спальни или других комнат?
Вопрос также относился к делу, и Беле, видимо, к нему подготовился.
— Один из моих инспекторов обнаружил в ящике на кухне клещи, две отвертки, гаечный ключ, плоскогубцы и ключ от мотоцикла. Его удивило отсутствие молотка: в любом доме это самый ходовой инструмент. Будучи допрошен по этому поводу, обвиняемый дал весьма уклончивый ответ. По его словам, молоток обычно лежал в ящике; несколько дней назад жена одолжила его соседке, но какой — он не знает. Расспросы соседей и поиски у них молотка ни к чему не привели.
Беле давал показания уже минут пятнадцать, зал понемногу стал прогреваться, но все равно было еще холодно. Очевидно, Ломон — не единственный из присутствующих, кто подхватил насморк или грипп.
Остальные свидетели сменяли друг друга, не задерживаясь подолгу. Каждый давал показания по определенному узкому вопросу; едва успев принести присягу, он уже отходил от барьера и с важным видом пересекал зал.
Альфред Муво, приятель Ламбера, работавший с ним в одном гараже, оказался рыжим детиной с лицом, щербатым от оспы. Хозяин кафе «Спорт» Санзед был в темно-сером костюме, поскрипывающих лакированных ботинках и с толстой золотой цепочкой на животе; самоуверенным видом он напоминал мелкого политикана. А Мике, официант из «Подковы», принадлежал к категории шутников и все время пытался острить. Его удалили от барьера чуть ли не силой.
Это смахивало на балаган, где каждый показывал свой незатейливый номер и стремился вызвать как можно больший интерес к своей персоне.
Из безликой массы возникали какие-то неведомые люди, несколько минут разыгрывали роль на торжественной сцене уголовного суда и вновь погружались в безвестность. Зато теперь в газетах промелькнет хотя бы их фамилия.
Себастьен Пьери из «Бара друзей» рассмешил зал шуткой, которую Ломон не расслышал: он как раз перелистывал свои заметки. Затем наступил черед Ортанз Вавен, соседки, из окон которой «все было видать». Она тоже развеселила публику.
Следующая свидетельница, строго говоря, не могла давать показания, поэтому ее не привели к присяге. Это была двенадцатилетняя девочка, живущая с родителями за три дома от Ламберов. Ее отец работал старшим мастером на бисквитной фабрике Пьержака. Ведя дочку в суд, мать, крупная женщина лет сорока, сочла необходимым завить ее, как перед первым причастием.
