Ламбер не понял вопроса.
— Что вы собирались сделать, придя домой?
— Устроить Мариетте скандал. Стоит мне подумать о Желино или о каком другом ее хахале…
— Что произошло дальше?
— Я зашел в бар.
— В какой?
— Не помню. Недалеко от дома.
В висках у Ломона стучало: пора было заканчивать допрос; по пути домой на обед, пожалуй, стоит зайти к доктору Шуару и попросить лекарство. Ломон чувствовал: температура у него повышенная, и машинально пощупал пульс. Пульс был учащенный.
— Я пил, пока меня не выставили за дверь.
— В котором часу это было?
— Не знаю. Мне и на вокзальных-то часах стрелки было не разглядеть.
— Но вы все-таки помните, как вернулись домой?
— Помню, что подошел к дому и открыл входную дверь.
— Вы отперли ее своим ключом?
— Нет.
— Значит, дверь была открыта?
— Я ее просто толкнул, я это точно помню. Она открылась, и я чуть не упал.
— Вам это не показалось странным?
— А я ни о чем не думал. Повернулся к лестнице и заорал: «Мариетта! Иди сюда, старая…»
Ламбер вовремя спохватился:
— Извините.
— Что было дальше?
— Я услышал шум в комнате наверху и хотел туда подняться.
— С какой целью?
— Если бы вы увидели вашу жену…
— Со мной такого не случалось, — строго оборвал Ломон. Взгляд его посуровел.
— Так вот, я услышал шум наверху и хотел подняться. Но, не дойдя до площадки, свалился на лестнице; там меня утром и нашел комиссар полиции. Все это чистая правда. Остальное — враки.
Ламбер долго и напряженно смотрел на председательствующего, словно призывая попробовать опровергнуть его, Ламбера, слова; потом взгляд его медленно скользнул по публике и остановился на Люсьене.
3
Парижский скорый и приморский товарный
Третий присяжный заерзал на скамье; подстрекаемый своей соседкой г-жой Фальк, которая что-то нашептывала ему, он наконец решился и, как школьник, поднял палец. Ломон не знал его фамилии, но помнил, что нередко встречал его на улице в макинтоше и с желтым кожаным портфелем в руке.
Это был мужчина средних лет с грустными простодушными глазами навыкате, багровыми прожилками на щеках и такой же тучный, как судья Деланн.
— Третий присяжный желает задать вопрос?
— Если позволите, господин председательствующий.
Присяжный встал. От смущения у него дрожали губы.
— Хотелось бы знать, что пил обвиняемый после ухода из гаража?
— Вы хотите знать, сколько он выпил?
— Нет, что именно он пил.
Просмотрев список, Ломон выяснил, что присяжного зовут Шарль Лурти; он — страховой агент. Переведя дух, Лурти уселся на место. Ломон мог бы побиться об заклад, что страховой агент, судя по его облику и характеру вопроса — стыдливый алкоголик, много раз безуспешно пытавшийся преодолеть свою слабость. Его жизнь наверняка отмечена ежедневными мелкими драмами.
