— Леонардо, мы ведь уже здесь, — сказал Никколо. — Я хочу есть. Там наверняка будут кормить. И разве не для того просил тебя мастер Тосканелли быть моим учителем, чтобы я мог познавать жизнь? А жизнь — за тем входом. — Никколо указал на темный вход виллы. — Пожалуйста… Тебе это тоже пойдет на пользу, мастер. Праздник отвлечет тебя от сердечных дел.
— Устами младенца… — заметил Сандро. — Он совершенно прав. Пошли.
Леонардо и его друзья следом за Якопо поднялись по ступенькам в дом; там было темно, если не считать тусклого огонька, что горел на небольшом, но массивном с виду столе у стены напротив двери.
— Вот видите, я же говорил, — сказал Якопо. — А теперь идите за мной.
— Ты знаешь, куда идти? — спросил Сандро.
— Мастер Онореволи мне специально все объяснил.
Юноша повел их по лестнице — сперва вверх, потом вниз, через то, что из-за отсутствия света казалось бездной, — к черной двери. Никколо держался вплотную к Леонардо, и тот взял его за руку.
— Кажется, Нери превратил дом в отражение своей души, — сказал Сандро.
— Скорее он дал волю своей фантазии, — отозвался Леонардо.
— Ради Симонетты стоит потерпеть.
— Тебе страшно, Никколо? — спросил Леонардо.
— Нет! — выразительно фыркнул Макиавелли, но голос его прозвучал неестественно тонко.
Внезапно свет погас, а Якопо куда-то исчез.
Не различая во тьме даже тени, Леонардо стал нашаривать дверь, которая, он знал, находится прямо перед ним.
— Никко, — окликнул он, — стой на месте. Сандро?..
— Мы тут, — отозвался Боттичелли.
— Попадись мне этот Якопо… — начал Никколо.
— Он только исполнял приказ, — сказал Леонардо, отыскав щеколду. — Ну вот.
И он распахнул дверь настежь.
Никколо вскрикнул. Леонардо стиснул его плечо. Комната, представшая их глазам, была завешана полотнищами бездонно-черного цвета. Свечи в настенных канделябрах рассеивали тусклый мертвенно-восковой свет. В каждой стене было уютное углубление, и там удобно устроились подсвеченные человеческие черепа. Во всех четырех углах висели скелеты, также искусно подсвеченные в расчете на испуг. В центре комнаты, накрытый черной скатертью, стоял длинный стол. Посреди него на деревянном блюде лежали еще черепа, а вокруг стояли четыре деревянные тарелки. Нери, в черном одеянии священника, с напудренным до меловой белизны лицом и губами, подведенными алым, обратился к Леонардо высоким, почти девичьим голосом:
— Господа, это лишь вступление к вечеру наслаждений. Пожалуйста, садитесь к столу, потому что когда мы закончим здесь, то перейдем к следующей… стадии.
