Был вечер, но жизнь кипела. Министрами никто не заинтересовался. Стояли в коридоре Вологодский, Михайлов, Старынкевич, Гаттенбергер и товарищ министра иностранных дел Жуковский. Тут же был Сукин. Таким образом, весь Совет Верховного был в сборе. Как и Старынкевич, я был лишним, случайным гостем, ввиду совпавшего с заседанием очередного доклада. Из членов Совета Верховного отсутствовал Ключников. Он, как я узнал после, не приехал демонстративно, в виде протеста против приглашения без его согласия Сукина.
После непродолжительного ожидания в коридоре мы были приглашены в кабинет адмирала. Верховный предложил Сукину сделать доклад, который он должен был приготовить. Сукин вытащил американские очки, громадные стекла в черепашьей оправе, и стал читать свою записку, в которой перечислял все случаи чешского вмешательства в политику и предлагал сообщить о них чешскому министру Стефанеку, приезд которого ожидался в Омске, в такой форме, чтобы это не было жалобой, а было выражением надежды, что подобные ненормальности больше не повторятся. В другой записке Сукин высказывал общий взгляд на международную политику, отмечая преобладающее значение Америки. Никто не возражал; все, видимо, совершенно не были подготовлены. Заменявший Ключникова Жуковский сказал несколько слов об американизме Сукина, но ничего убедительного и существенного против докладов не привел. Они были одобрены и получили, таким образом, значение руководящих указаний для Министерства иностранных дел.
Не помню, успел ли уже окончить свой доклад Сукин, когда в кабинет вошел изящный и статный полковник с симпатичной наружностью. Это был Лебедев. Сообщил, что имеет новости. Он только что говорил по прямому проводу с Семеновым и поставил ему определенно вопрос: «Признаете вы адмирала или нет?» Семенов ответил: «Не признаю».
Адмирал молча посмотрел на присутствовавших, как бы ища совета. Тогда Тельберг, страдавший всегда доктринерством, стал излагать безапелляционным тоном, что лучший способ борьбы в таких случаях — отрешение от должности. Все окружающие атамана лица будут опасаться поддерживать его, как мятежника, он не будет иметь казенных средств и т. д. По-видимому, этот совет имел решающее значение, тем более что все остальные промолчали. У меня осталось впечатление, что мнение это соответствовало и взглядам Лебедева: недаром он поторопился со своим вызывающим вопросом атаману, не выждав приезда в Читу Волкова, который на пути туда успел к этому времени прибыть только в Иркутск. Решение семеновского дела, в котором не была учтена та реальная сила, которой обладал атаман, было гвоздем заседания. Оно скоро окончилось.
