— Немного внимания, — сказала Лили, безжалостно подавляя окатившее ее жаром желание близости, стараясь вернуть недавнюю злость. — Я не желаю слушать, как ты рассуждаешь о счастливых браках, когда в твоем собственном не было ничего, кроме пустоты и одиночества… — Голос сорвался, она попыталась замаскировать это ироничным смешком. — Сейчас глупо даже думать, но я хотела всего того, что ты упомянул. Взаимопонимания, доверия, разговоров… Но сильнее всего я мечтала о ребенке.
Всхлип Лили потерялся в поцелуе Тристана. Держа жену за подбородок мокрыми от ее слез пальцами, он целовал и целовал соленые губы. Отчаяние, ярость, печаль, вина служили топливом для вспышки страсти.
Лили чувствовала себя виноватой, потому что вдруг захотела хотя бы на секунду забыть, что она потеряла. Стать такой, как прежде, молодой женщиной с сердцем, полным любви, а не опустошенной горем оболочкой. До боли вцепившись пальцами в волосы мужа, она целовала его с такой яростью, что ее зубы лязгали о зубы Тристана. Он поднял Лили на руки и понес через лужайки. Ей не нужно было осматриваться по сторонам. Еще до того, как деревянные мостки заскрипели под его ногами, она поняла, куда он направляется.
В башню.
* * *
Само время словно бы сбилось с пути, вернувшись туда, откуда все начиналось. В башне все осталось таким же, как помнила Лили. Абрикосовый закат лился через стрельчатые окна в аскетичную комнату с огромной кроватью посередине.
Только мужчина и женщина стали другими.
Ленивая истома, с которой они прикасались друг к другу год назад, сменилась отчаянной животной страстью, которая делала их движения торопливыми и неловкими. Лили не стала ждать, пока Тристан донесет ее до кровати. Как только он захлопнул дверь, она вывернулась из объятий и прижала его спиной к старым доскам с неожиданной силой, заставившей мужчину захлебнуться вздохом.
— Лили…
Она не хотела прелюдий и не собиралась быть нежной с ним. Нежность умерла вместе с ее ребенком под скальпелями хирургов. Теперь Лили нуждалась только в забытьи.
— Нет, — сказала она, нетерпеливо теребя его рубашку. — Не надо слов. Не беспокойся, Тристан, я больше не прошу любви, не хочу жить с тобой долго и счастливо. Просто помоги мне забыть, ладно?
Ее голос был жестким и колючим, как битое стекло, движения — резкими и злыми. Лили выгнула бедра, больно проехавшись по восставшему мужскому достоинству Тристана, завозилась с пуговицами на его рубашке, потеряла терпение, безжалостно рванула дорогую ткань. Острые коготки царапали его обнаженную грудь, пока он срывал с жены юбку и шелковые трусики. Когда Тристан вошел в нее одним мощным толчком, с губ Лили сорвался триумфальный крик.
