Когда за окнами машины замелькали старые улицы Готического квартала, Лили робко положила ладошку на руку мужа:
— Тристан, я понимаю, что была не права…
Он мягко отстранился и посмотрел на жену.
Свет фонарей сквозь забрызганное дождевыми каплями стекло рисовал на щеках мужчины влажные дорожки.
— Нет. Это я был не прав, позволив тебе думать, что наш брак может быть чем‑то большим, чем деловое соглашение.
Кровь отлила от лица Лили, когда до нее дошел смысл его жестоких, обидных слов.
— А как же сегодняшний день?
— Ошибка.
— Нет, — простонала Лили. — Тристан, не говори так.
— Да. Я думаю о тебе, Лили, делаю то, что лучше для тебя. Мы должны играть спектакль для других, но я не готов делать это еще и наедине. С этого момента наш брак — формальность, как мы и договаривались с самого начала.
Лили была слишком потрясена, чтобы плакать. Она сделала ставку и проиграла все, включая свое достоинство и свое сердце. У нее остался только ее ребенок.
Ночью, лежа на краю кровати, где они с Тристаном занимались любовью, Лили чувствовала, что балансирует на грани ужасающей темной бездны.
Утром, когда Тристан ушел на работу, Дмитрий перевез Лили из отеля в апартаменты мужа в районе Эль‑Энсанче. Прогуливаясь по своему новому дому, девушка вяло восхищалась светлым паркетом, профессиональной кухней, видом на центр Барселоны из высоких окон — и отчаянно скучала по маленькому, захламленному домику на Примроуз‑Хилл в Лондоне.
Она была очень одинока. Короткий медовый месяц закончился, толком не начавшись. И вместе с ним, по сути, закончилось ее замужество.
Прокуренный голос Мэгги Мэйсон, лондонского агента Лили, прозвучал в трубке телефона в ее тихой квартире в Барселоне словно послание с другой планеты:
— До сих пор не могу поверить, что моя девочка выросла и заполучила самого завидного жениха в Европе. Как ты себя чувствуешь, ангелочек?
— Хорошо, — с натужной бодростью отозвалась Лили. — За мной смотрит лучший здешний гинеколог.
— Рада за тебя. Скажи, милая, ты очень занята? Я завалена предложениями для тебя. Все модные и косметические компании хотят, чтобы их представляла маркиза Монтеса. Конечно, я отвечаю, что это исключено — твой роскошный муж и гламурная жизнь не оставляют тебе времени даже думать о работе. Я права?
— Разумеется, права! — Ложь эхом разнеслась по необжитым, безупречно‑выставочным апартаментам Тристана, и Лили почувствовала необходимость смягчить ее. — Я не могу работать из‑за ребенка, честно говоря. Если бы ты видела меня сейчас, сразу поняла бы, что я гожусь только на роль коровьей задницы в рекламе масла.
