— Девушки, познакомьтесь с Тристаном Ромеро де Лосада Монтальво, маркизом Монтеса. Кроме всего этого, он мой самый давний и лучший друг.
Сердце Лили подскочило в груди, словно кто‑то прижал к ней оголенный электрический провод. Тристан Ромеро? Господи, как можно было его не узнать?
Правда состояла в том, что ни нечеткие зернистые снимки в таблоидах, ни фото с красных дорожек в глянце не подготовили Лили к встрече с маркизом Монтеса в его великолепной загорелой плоти.
Как только с представлениями и приветствиями было покончено, Лили подхватила Скарлет за локоть и оттащила в сторону:
— Лучший друг Тома — наследник мегааристократической семьи испанских банкиров?
— Точно. Они дружат даже дольше, чем мы, потому что в детстве учились вместе в какой‑то мрачной закрытой школе, как будто списанной из романов Диккенса.
Голова у Лили кружилась. Она все еще находилась под впечатлением от его поцелуя, но теперь к стойкому, как аромат парфюма, удовольствию примешивались шок и стыд от того, что она оказалась такой легкой добычей.
— Но Том — хороший человек! — возмутилась она. — А этот… он… бессердечный негодяй!
— Ли‑ли, — с укоризной сказала Скарлет. — Уж ты‑то не должна была бы слепо верить газетам… Даже если они пишут правду, это только их часть истории. Том не желает слышать никакой критики в адрес друга. Насколько я поняла, Тристан не один раз спасал его от школьных хулиганов, которые отравляли Тому жизнь. В любом случае я удивлена, что ты так хорошо информирована для женщины, которая презирает развлекательную прессу.
— Чтобы знать, кто он такой, не обязательно читать таблоиды, — мрачно пробормотала Лили, бредя рядом с подругой обратно к замку. — Финансовые вкладки нормальных газет упоминают семью Ромеро регулярно.
Обычно тон упоминаний балансировал между неодобрением и восхищением расчетливой безжалостностью в делах, которая позволила банковской империи Ромеро успешно пережить все кризисы и остаться крупнейшим игроком на международном финансовом рынке, а семье — сохранить статус одной из самых богатых и влиятельных в мире.
— Как бы там ни было, кого он изображает — Джеймса Бонда? — Лили понимала, что ведет себя как обиженный ребенок, но ничего не могла с собой поделать. — Сам по себе Тристан Ромеро пока не тянет ни на миф, ни на легенду.
— Милая, он никого не изображает. Тристан — единственный человек, которому Том разрешил прийти на бал без костюма. Он представляет здесь самого себя — легендарного европлейбоя, мифического бога секса. Должно быть, явился сюда прямо с вечеринки на яхте в Марбелье или из постели какой‑нибудь знаменитой красавицы. И так торопился, что не смог правильно застегнуть пуговицы на рубашке.
