— Я полагаю, надо поступить следующим образом. Основная тяжесть ляжет на ваши плечи…
Советник не удивился. К этому он тоже привык.
— От вас потребуется сообщить эту новость народу в наиболее пристойной форме. Вы скажете, что я веду переговоры с одним великим волшебником, тайно посетившим меня, и поэтому сегодня утром не выйду. Попозже вы сообщите, что волшебник нашел способ победить подлых евралийцев, но что победа может быть достигнута лишь путем великой жертвы с моей стороны и что для блага моего народа я согласен ее принести. Потом вы торжественно объявите, что жертва уже принесена и что она состоит в том… А почему все эти идиоты так развеселились?
На улице к небу взлетали взрывы мощного хохота.
— В чем дело?! Пойдите и посмотрите. Советник осторожно выглянул наружу. Он вернулся к королю и, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал как можно более беспечно, доложил:
— Да так — шуточная эмблема, которую вывесили евралийцы над своим лагерем. Вряд ли она позабавит ваше величество.
— Действительно, мне сейчас не до шуток. Вернемся к делу. Как я уже говорил, вы объявите людям, что великая жертва, которую ради них принес государь, состоит в том… Опять они… Я должен посмотреть сам. Откиньте полог!
— Но вашему величеству это не покажется смешным.
— Вы что, намекаете, что у меня нет чувства юмора? — заносчиво спросил король.
— О нет, сир, но ведь бывают определенного рода шутки — шутки несколько дурного тона, которые, естественно, не рассчитаны на такой деликатный вкус, как у вашего величества. Эта произвела на меня именно такое впечатление.
— Я и сам разберусь, без вашей помощи. Сейчас же откройте дверь.
Советник открыл дверь, и глазам короля, развеваясь на легком ветерке чуть пониже королевского штандарта Евралии, предстали его собственные горячо любимые бакенбарды.
Короля Бародии трудно было назвать симпатичным человеком, и дочери его отнюдь не блистали красотой, но бывали моменты, когда он не мог не вызывать искреннего восхищения. Вот, например, как сейчас.
— Можете закрыть дверь, — обратился он к Советнику. — Инструкции, только что полученные вами, — продолжал он тем же ледяным тоном, — отменяются. Мне надо подумать.
И он стал думать, меряя решительными шагами палатку.
— Вы тоже можете думать, — неожиданно мягко сказал он Советнику, — и если вам придет в голову что-нибудь не совсем бессмысленное, предлагайте.
Он продолжал расхаживать по палатке и вдруг остановился как вкопанный перед большим зеркалом. В первый раз, с тех пор как ему исполнилось семнадцать, он увидел свое лицо, не украшенное бакенбардами. Не в силах оторвать взгляда от отражения, он поманил рукой Советника.
