Не под пустым небом | страница 44




* * *

Они были друг для друга прекрасными катализаторами. Рядом с ней – будучи художником – невозможно было не писать картин. Рядом с ним – будучи поэтом – невозможно было не писать стихов. Воздух их дома был насыщен творческими разрядами, как воздух во время грозы ионами. В такой атмосфере невозможно было стареть. В такой атмосфере невозможно было не творить.


* * *

«Лиловая лошадь» – картина Валерия на стене в её комнате.


Напиши мне лиловую лошадь
в диком свете приморского зноя,
даже если тебе дороже
написать что-нибудь другое.
Даже если писать портреты,
натюрморты придёт охота,
даже если и есть запреты
на портреты подобного рода.
Напиши! Ничего ведь не может
быть милее затеи жгучей.
Ведь придумать лиловую лошадь –
это тоже особый случай…

Что было в начале? Слово. Стихи. Её просьба, обращённая к нему. Потом родилась картина. В ответ на это – ещё стихи.


Голубушка, лошадь, лошадушка!
Простор ветровой нараспах…
Ах, всё это тихие шалости –
мечты в мимолётных стихах.
Отвязана, в срок расколдована,
на волю, к цветущим морям
летишь через рвы и колдобины,
над твердью крылато паря…

* * *

Он любил рисовать цветы, она любила писать о цветах.

Она любила писать о цветах, полных свежести и аромата, рвущейся из всех бутонов жизни…


Когда природа подымает голос
до напряженья, равного любви,
из почв встаёт сонливый гладиолус,
и солнце говорит ему: живи!
Чем станет он?
Он весь – живая тайна,
он весь – надежда,
скопище надежд.
Но вот уж многоликое блистанье
в зелёном плене проторило брешь…

Ему нравилось рисовать увядшие цветы, и я с тех пор нахожу необыкновенную красоту в увядших цветах.

«Увядшие цветы в разбитой вазе, в расколотом пространстве» – одна из моих любимых каптеревских картин. Красота старости, увядания, проявление новых очертаний, нового смысла. В увядшем цветке заостряется его суть, его смысл.

Разбитая ваза, расколотое пространство… Разбивается видимое – чтобы стало видно Невидимое… Разрывается кокон – из которого вылетает бабочка смысла, бессмертия…


* * *

Всё чаще в стихах Людмилы Фёдоровны о цветах слышалась мелодия преображения:


Одуванчика душа
покидает стебель:
звёзды белые пушат
над горячей степью.
Ничего не увидать
за летящим пухом…
Значит, надо увядать,
чтоб воскреснуть духом?
Вянут жёлтые тельца,
догорели свечи…
Дым к подножию Творца
тянется навстречу.

* * *

Он был «жаворонок», она – «сова».

Он вставал рано, пил вчерашний чай, выходил во двор покормить птиц. Потом шёл в булочную, или ехал на Центральный рынок на Цветном бульваре. Возвращался, закрывался в своей комнате и работал…