Я прочитал письмо, посмотрел фотографию, — фотография была мутная, я разглядел только челку и глаза мальчика.
— Вот, — сказал Родионов, — она. Женщина Антропова, А?
Я молчал. Страшное волнение капитана передалось и мне.
— Деньги кто-то пересылал, — говорил Родионов. — Она пишет. До сих нор посылает, Аттестат. Кто?
Руки его дрожали, когда он тряс передо мною письмом. Он был вне себя, и мне много стоило его успокоить. Да и самому мне было трудновато.
— Дочки нет, — говорил Родионов, — не нашел. Везде писал. Нету, Она маленькая. Но теперь я думаю. Еще Антропова. Одна. Женщина. Еще одна такая. Ведь может же быть? И тогда… Я сейчас могу опять туда в яму. Падаль жрать. Мосты, как раньше. Вши пусть. Она мне…
Он не мог говорить, заикался.
— Перестаньте, — сказал я, — не надо вам так, капитан. Будет.
— Оставьте. Ничего не будет. Хорошо. Не в этом дело. Я отдохну. Я…
На обратном пути ему стало легче. Он шел легкой, упругой походкой, заикаться перестал, и глаза его блестели молодым, радостным светом. И слова он больше не отрывал по одному, а говорил пространно, не очень ровно, но хорошо, как говорят мечтатели, добрые люди. Так мы дошли до пирса. На корабле я его оставил у себя в салоне, а сам спустился и сказал вестовому, чтобы к ужину было накрыто на гостя. И попросил старпома поставить на стол водку, причитающуюся за боевой поход.
Когда все сели, я сказал так:
— Товарищи, — сказал я. — Вот какая штука. У нас гость нынче, капитан Родионов, Вы его знаете. И вы хорошо знаете офицера Гаврилова. В Свердловске капитан Родионов отыскал своего сына. А больше я говорить не буду ничего. Нет, впрочем, это неверно больше ничего не сказать. Наш артиллерист, которого сейчас, к сожалению, с нами нет… Наш штурман, который недавно погиб… И наш доктор, который здесь, среди нас.
Ужасно я тогда взволновался, так взволновался, что трудно мне было буквально два слова связать. Но все поняли. На ужином было тихо, говорили мало.
После чаю мы остались в кают-компании втроем: Родионов, Гаврилов да я. Родионов спросил:
— Как я могу? Майор…
— Инженер-капитан третьего ранга, — сказал я, — Неважно, Гаврилов. Я вам, как я могу…
Он вновь начал рвать слова. Гаврилов смотрел не понимая.
— Что вы можете?
— Я говорю… я вам очень обязан… у вас у самого…
— Вздор, — сказал Гаврилов с резкостью, которой я в нем не ожидал.
— Что — вздор?
— Все вздор. Все решительно вздор. Пустяковый вздор. Чепуха.
Родионов моргал, опираясь ладонями на стол.
