— Вы хоть поняли, что это не стоит ваших переживаний?
— Да, поняла. Но, кажется, я сделала это буквально вчера.
Я говорю:
— И ещё мне кажется, что мне почему-то уже не важно, как со мной обошёлся Женя. Я не приняла факт игнорирования этого участка прошлого раньше, но почему-то я считаю, что это уже не важно. Почему — не знаю.
Крылов говорит:
— Вика, а покажите мне ваши записи. Может, они кое-что прояснят.
Я достаю блокнот и отдаю его доктору.
* * *
Затем количество этих встреч начало стремительно возрастать. Днём по будням я подолгу общался со своими друзьями, при этом постоянно заводя себе новых, а по выходным мы периодически встречались.
Встречи эти позволили мне тряхнуть стариной, вспомнить прошлое. Мы занимались всем, чем нам хотелось, мы реализовывали любые сумасшедшие идеи, начиная с катания на коньках (дело было зимой), заканчивая сноубордом, кинотеатрами, кафе и барами, даже ночными клубами и пенными вечеринками. Персонально каждый из нас в эти моменты жил своей жизнью, но делали это мы вместе, несмотря на разницу в возрасте, статусах, положении в обществе. Интернет — это то, что нас объединило, то, что позволило нам внести что-то принципиально новое в наши жизни и наш образ жизни, мышление, даже склад характера.
В итоге я пришёл к тому мнению, что благодаря совмещению виртуальной жизни и оффлайн-встреч общение по Сети превращается в нечто более высокое, жизненное, дружественное.
Несмотря на то, что количество пациентов, с которыми работал одновременно, я снизил до одного-двух человек, качество моего общения с ними стремительно возросло. Оно и неудивительно: благодаря собирательной информации из Сети я проникся духом разных поколений, находящих место в нашем современном мире, и в то время как большинство людей, кому уже хорошо за сорок, постепенно начинают удаляться от современной жизни, я, наоборот, приближался.
А сейчас черви едят мои глаза.
Поскольку в Интернете, как и в бане, все равны, я общался с представителями практически разных конфессий, возрастных категорий и прослоек общества, что в итоге привело к тому, что моё собственное мировоззрение в итоге стало гораздо шире и масштабнее, даже глобальнее. Я, если можно так выразиться, осовременился, преобразился и начал жить по-новому.
Одно меня расстраивало: жить мне оставалось всё меньше и меньше. Это, однако, лишь подталкивало проводить каждый мой день так, словно он последний. Я действительно не мог предположить, когда же я умру, поэтому решил брать от жизни всё.
