Девушка покорно встала и пошла к двери, но вдруг остановилась.
— Мои папа и мама, — сказала она. — То есть… Я… Я имею в виду, мистера и миссис Грэйнджер, — называя родных так, Гермиона почувствовала в горле комок. — Я хочу вернуться домой и изменить их память. Убрать воспоминание о случившимся. Пусть думают, будто я уехала отдыхать, а потом сразу отправлюсь в Хогвартс. Возможно ли это?
— Я рад, что ты решила остаться, Кадмина, — кивнув, тихо сказал Волдеморт. — Ты не пожалеешь об этом.
А когда она вышла, маг лишь усмехнулся в пустоту своей не стоившей трудов победе.
* * *
Гермиона сама не могла понять, когда приняла это решение.
На следующий же день вместе с Беллой она вернулась к мистеру и миссис Грэйнджер. Изменила с ее помощью их память, попрощалась и уехала «к своим друзьям из магического мира до конца каникул».
Гермиона ещё не облекла своего решения в слова и уж точно не собиралась бороться против старых друзей — но уже и признаваться в своем положении далеко не спешила. И определенно не торопилась покидать гостеприимное поместье Малфоев.
Как ни печально было это осознавать, но раньше и в школе, и во всей жизни Гермиона всегда была изгоем. Дома в мире магглов — потому что не могла жить открыто; говорить, не контролируя каждое слово, могла только с назваными родителями, которые её не понимали. А в Хогвартсе… Она была не такая как все. Даже Гарри и Рон — её лучшие друзья — даже они считали её заучкой, даже они делились с ней далеко не всем, не признавали, говоря грубо, свою подругу полноценным членом команды. И не понимали до конца.
У нее не было друзей на курсе. Нормальные отношения — может быть. Но друзья… Возможно, Джинни Уизли могла бы стать её подругой — но у той ещё миллион других приятелей, а Гермиона всегда оставалась сама по себе.
Теперь она вдруг будто очутилась… на своем месте. Пусть это и звучало странно. Здесь, казалось, её по–настоящему уважали и даже ценили. Ей давали новые знания. Учили тому, чему никто так и не взялся обучить раньше. Вместе с Беллатрисой они пересмотрели весь образ прежней Гермионы Грэйнджер. И новая Гермиона вынуждена была признать, что полюбила свое отражение в изысканных, дорогих зеркалах. Внезапно она почувствовала ту самую красоту и аристократичность черного цвета, о которых говорил в первый вечер их знакомства Волдеморт. Это оказалось так просто — выглядеть волнующе, чарующе, неотразимо…
Она чувствовала себя Золушкой из маггловской сказки и, несмотря на все сомнения и переживания, не могла сдержать невольного восторга. Кем бы ни был человек, он всегда остается всего лишь человеком. Подвластным людским слабостям. Лорд Волдеморт с юности умел найти подход к любому, кто был ему нужен; подобрать тот самый ключик, который отопрет необходимую дверцу. Полуромантический образ непонятого Темного королевства, доверительные отношения, умение не переходить тонкую грань между допустимой откровенностью и чистой, не прикрытой ничем правдой; домашняя обстановка, разговоры у камина; ломающий все былые представления образ мудрого наставника, философские размышления, уважение к её мнению; новые знания, те, которые никто не смог бы ей просто так дать; а ещё это вроде как второплановое, но очень существенное превращение Золушки: в мире магии оно, в сущности, осуществляется так просто… И остается столь неизменно действенным во все времена.
