Пакет, куда Юра складывал (вернее, собирался складывать, если бы поймал) рыбу, был совершенно пуст.
– Нет поклевки, – сказал он голосом взрослого, грубого рыбака.
Но девчонка не собиралась отставать. Вскоре он уже знал, что ее зовут Аня, что она тоже из Москвы, только сегодня приехала к бабушке с дедушкой и живет во втором доме от края деревни.
– А в самом крайнем доме жила колдунья, – сообщила Аня. – Самая что ни на есть настоящая. Она умерла.
– Да знаю я! – отрезал Юра. – Я ее в прошлом году у колодца видел. Только никакая она не колдунья. Потому что колдунов и колдуний вообще нет.
– Если нет, то кто ж тогда порчу наводил на наш огород? А сейчас, когда колдунья умерла, все нормально взошло.
До чего ж глупые эти девчонки – верят во всякую ерунду! Юра тогда еще не знал, что «во всякую ерунду» верят не только девчонки, но и мальчишки, а также взрослые мужчины и женщины. Он и представить себе не мог, что не далее как завтра эта самая «ерунда» произойдет с ним самим, а через много лет он станет корреспондентом газеты, все восемь полос которой будут полностью посвящены этой «ерунде».
– Между прочим, – сказала Аня, смахнув со щеки слепня, – по ночам в ее доме светится какой-то огонь.
– Ты сама видела?
– Видела!
– Как же ты видела, – спросил Юра хитрым голосом, если только сегодня приехала?
Аня закусила губу.
– Бабушка видела! – нашлась она.
Юра знал, что взрослые могут врать, так же как и дети, но сказать девчонке, что врет ее бабушка, не посмел.
– Это могло быть просто отражение, – осторожно заметил он.
– А занавески?
– Какие занавески?
– В доме колдуньи. Занавески на окнах то открываются, то закрываются. А войдут в дом – никого нет.
– Кто войдет?
– Ну… Люди.
Аня смутилась. Она не ожидала такого пристрастного допроса.
– Просто ты сам боишься, потому и не веришь.
Такого обвинения – тем более, от девчонки – Юра стерпеть не мог. В глубине души он боялся многих вещей. Почему-то боялся темноты, хотя прекрасно понимал, что в темноте нет ничего, кроме самой темноты. С ровесниками драться не боялся, но вот старшие мальчишки вызывали у него, если не страх, то, по крайней мере, неприятное чувство собственной малости и бессилия. Немного боялся девчонок: порой думая, что эти создания имеют гораздо более отличную от ребят природу, чем это кажется на первый взгляд. Но больше всего на свете Юра боялся, что другие назовут его трусом.
– Я ничего не боюсь! – резко сказал он.
– Да? – Аня насмешливо посмотрела на него, и в ее глазах блеснули два острых огонька. Тогда пошли.
