Пьетро неподвижно застыл в кресле. Слезы застилали ему глаза.
— Мой «Милый друг» — настоящий шедевр, заруби это себе на носу! Его и через сто лет будут вспоминать! — почти с отчаянием выкрикнула Жасмин, направляясь к двери.
— У театральных критиков другое мнение, — с иронической улыбкой заметил Пьетро.
— Ты их распустил. Твой дед не позволил бы с собой так обращаться. Мне уже пятьдесят, и без ложной скромности могу сказать, что как художник я в жизни реализовалась. «Милый друг» — лучшее из того, что я сделала, время докажет мою правоту. А ты… ты еще пожалеешь о своих словах. — И Жасмин ушла, хлопнув дверью.
Пьетро остался один в тишине своей холостяцкой квартиры, которая занимала верхний этаж старинного здания на улице Ока. Окруженный с детства предупредительными слугами, он довольствовался теперь приходящей домработницей и шофером, который по совместительству ухаживал за садом на верхней террасе. Сад с цветущими форзициями, азалиями, розами и лилиями был красив, но не шел ни в какое сравнение с парком на улице Сербеллони в Милане, окружавшим особняк деда и проданным вместе с ним тетей Анной, когда еще была надежда спасти издательство от краха.
Он вошел в кухню — просторную, оснащенную самой современной бытовой техникой и чистую до стерильности. Открыл огромный американский холодильник, где уместилась бы еда на сто человек. Достал из морозилки формочку со льдом и наполнил им широкий низкий стакан. Потом вернулся в гостиную, привычным жестом откупорил бутылку бурбона, налил в наполненный льдом стакан янтарного виски и поставил на стереопроигрыватель пластинку с адажио Альбинони.
На столике рядом с креслом стояла фотография в серебряной рамке — Мануэлла с детьми.
— Привет тебе, дорогая моя шлюха, — сказал он, глядя на фотографию. — И вам привет, мои дорогие невинные детки.
Зазвонил телефон. Пьетро снял трубку и сразу же узнал голос Марии Карлотты. Несмотря на плохое настроение, Пьетро был рад поговорить с сестрой. Пьетро всегда чувствовал в ней родную душу. Они оба были ранимы, незащищенны, легко теряли надежду, и это соединяло их особой, им одним понятной связью. Вот и сегодня оба были на грани отчаяния. Пьетро рад был бы помочь сестре, но что он мог сделать, сидя здесь, в своей римской квартире? Мария Карлотта в лучшем положении, чем он: ей всего двадцать три года, у нее вся жизнь впереди. Соня, эта хитрая интриганка, захомутает для нее богатого мужика, уж будьте уверены, чтобы с его помощью решить свои материальные проблемы. Нет, не мужлана с туго набитым кошельком, а вполне утонченного молодого человека, который станет подходящей парой для хрупкой в психическом плане Марии Карлотты. А от него, Пьетро Ровести, какой толк? Что он может для нее сделать? Наследство деда, казавшееся баснословным, утекло между пальцев, все продано, включая дома, виллы, особняки и даже знаменитое издательство. Правда, еще остались тысячи миллиардов, таинственно исчезнувших на пути из Панамы в Лондон, и если они найдутся, а найтись они должны обязательно, Пьетро снова разбогатеет, к нему вернется былое могущество Ровести. Уже много лет Пьетро платил частным сыщикам, занятым поисками пропавшего состояния. Он не верил, что такие огромные деньги могут исчезнуть, растаять, как весенний снег. Где-то они лежат, надежно спрятанные, и ждут, что кто-нибудь их найдет.
