Джованни хотелось, чтобы тете Марии понравились извещения, хотя он старался не для того, чтобы ей угодить. После памятного случая, когда он назвал ее шлюхой, они больше не встречались, но он часто о ней думал, смеясь в душе над ее напыщенностью. Вот и сейчас он представил себе, как она хвалится перед гостями красивым извещением, будто сама его напечатала, а гости, отвернувшись, чтобы она не видела, корчат презрительные гримасы. Он получал злое удовольствие, представляя себе тех, кто обидел его в жизни, осмеянными или униженными; так он мстил им за то, что они оттолкнули его в трудную минуту, лишили привычной среды, в которой он родился и провел свое детство.
— Молодец, Джованни, — похвалил его синьор Мотта, разглядывая образец, над которым Джованни пришлось изрядно потрудиться. — Скоро хлеб у меня начнешь отбирать. Такое желание к работе, как у тебя, в наше время большая редкость.
Хозяин типографии не знал, что на самом деле его учеником движет совсем другое желание — доказать своим обидчикам, что он чего-то стоит.
Сюда, в типографию, Джованни попал благодаря дяде (они с синьором Мотта были закадычными друзьями) — еще одно благодеяние, за которое он когда-нибудь обязательно рассчитается.
— В долгу я не останусь, — пообещал он тогда, — даю слово.
Дядя и не догадывался, сколько болезненного самолюбия скрывается за обещанием племянника, чье сходство с его бедной слабохарактерной матерью не внушало ему больше надежд на будущее Джованни. «Из него вряд ли что-нибудь получится», — подумал про себя синьор Ольдани и покачал головой. «Я докажу тебе, чего я стою», — подумал Джованни и в упор посмотрел на дядю.
В субботу, в день зарплаты, он получил прибавку — две с половиной лиры. Это были небольшие деньги, но Джованни понял, что хозяин им доволен.
Вечером они с Анджело отправились в кафе на улице Орефичи и заказали себе по чашке молока и по куску золотистой поленты.
— Сегодня я смогу дать тебе десять лир, — с гордостью сообщил Джованни.
Его небольшой капитал хранился теперь в банке «Монте», куда Анджело устроился работать клерком. Друзья за двадцать лир в месяц снимали комнату на улице Данте. Анджело получал в неделю тридцать, а Джованни после сегодняшней надбавки — двадцать пять. Экономя каждый чентезимо, друзья уже скопили по пятьсот лир каждый — огромные деньги для тех, кто с трудом сводит концы с концами. Анджело часто рассказывал Джованни о матерях семейств, которые закладывают в банке обручальные кольца или сережки, чтобы накормить своих близких.
