Луна, упавшая с неба | страница 13



Уже после того, как на иероглифическом лувийском языке перестают писать, память о хеттах в Сирии и даже Палестине еще сохраняется. Это видно из нескольких упоминаний хеттов (скорее всего — лувийцев) в Ветхом завете; встречающееся в «Книге Бытия» выражение «сыновья Хетта», вероятно, представляет собой видоизменение старинного оборота «сыновья страны Хатти», которым сами хетты себя обозначали; после гибели страны Хатти это выражение потеряло прежний смысл.

Позднеанатолийские языки — ликийский (продолжение лувийского) и лидийский (продолжение хеттского) — существовали на западе Малой Азии вплоть до античного времени, на них были сделаны немногочисленные надписи буквенным письмом типа древнейшего греческого. Среди надписей на этих языках есть поэтические, видимо, сохранившие некоторые следы традиции, связанной с хеттской и лувийской литературами. Большая надпись на архаическом ликийском (милийском) языке, как и иероглифические лувийские надписи, высеченные рядом с барельефами, описывает изображение на барельефе и запрещает его уничтожать. В стихах таких греческих поэтов — уроженцев Лидии, как Гиппонакт, сохранились некоторые мотивы лидийских мифов, позволяющие увидеть и в них древнее индоевропейское наследие (например, миф о Кандавле — герое, удавившем пса, подобном ирландскому Кухулину). Историю Лидии подробно изложил Геродот, видимо, опиравшийся на не дошедшие до нас туземные источники. Из его рассказа видно, что и лидийские цари носили такие традиционные хеттские имена, как Мурсилис. Можно думать, что благодаря лидийской традиции наследие хеттского царства еще раз дошло до античной Греции, хотя на этот раз его влияние не было столь заметным.

В предлагаемую антологию входят переводы образцов древней литературы Малой Азии с XVIII века до н. э. до VI–IV веков до н. э. — от текстов древнехеттских и хатти до ликийских и лидийских. Переводчик стремился к понятности русского текста для читателя и поэтому, в особенности в стихотворных переводах, старался восполнить частью разрушенные места, опираясь на другие подобные или параллельные тексты. Из-за этого во многих случаях переводу предшествовала или сопутствовала реконструкция текста (часто известного в нескольких вариантах, иногда и на разных языках). Требовалось также отличить прозаические тексты от поэтических (в большинстве случаев это впервые было сделано переводчиком).

В работе, длившейся немало лет, переводчика окрылял интерес, проявлявшийся к образцам культуры Малой Азии теми учеными и писателями, с которыми ему доводилось их обсуждать. Беседуя осенью 1952 года с Борисом Леонидовичем Пастернаком, я поразился, с каким вниманием поэт слушал тогда (как и позже) рассказ о древнехеттских текстах. Когда о них же несколько позднее мне пришлось заговорить с Анной Андреевной Ахматовой, та ответила, что они ей хорошо знакомы — сами клинописные таблицы она видела в подлиннике у В. К. Шилейко, давшего первые прекрасные образцы русских переводов хеттских текстов из собрания Эрмитажа (в этой публикации он упоминал, между прочим, и об эпизоде со сватовством вдовы египетского фараона). Я был счастлив тем, что два других известных востоковеда, которые начинали у нас занятия хеттским языком и хеттской культурой, — академик Василий Васильевич Струве и член-корреспондент Академии наук Александр Арнольдович Фрейман — с вниманием отнеслись к началу этой работы. Памяти названных больших писателей и ученых автор хотел бы посвятить эту книгу.