Некоторые из самых поздних хеттских исторических текстов, например, рассказ о морском сражении за Кипр, производят впечатление стилизации под древний текст. Возможно, что такие тексты переведены на клинописный хеттский язык с иероглифического лувийского. Проблематично, в какой степени новохеттский язык (уже сильно изменившийся по сравнению с древнехеттским) оставался обиходным живым языком Хаттусилиса, не говоря уже о периферийных областях империи.
В архив Богазкёя, к концу новохеттского периода превращавшийся в музей литературы на семи языках, отчасти уже мертвых (как хатти и палайский), живая струя образной речи, близкой к разговорной, врывалась главным образом благодаря записи многочисленных обрядов, связанных с хуррито-лувийским югом Малой Азии. Если эпические произведения новохеттской литературы по большей части являются переложениями хурритских, аккадских, ханаанейских образцов, то в молитвах и обрядах хеттская литература порой достигает уровня высочайшей лирической поэзии. Достаточно процитировать последние слова одного ритуала: «Пусть воды останутся спать под звездами».
В новых хеттских ритуалах обычно лувийские и хурритские составные части приписывают главному действующему лицу обряда — Старой Женщине. С этими жрицами (как когда-то с «бабами богомерзкими» во время двоеверия на Руси) были связаны народные поверья и магические обряды, отличные от официальной религии. Поэтому Хаттусилис I в конце своего завещания не велел жене своей Хастаяр ходить к этим жрицам, но в новохеттский период с этим запретом так же мало считались, как не считался с Аниттасом сам Хаттусилис, когда он перенес столицу в Хаттусас, вопреки содержащимся в надписи Аниттаса проклятиям любому царю, который заново заселит Хаттусас. Из ритуалов Старой Женщины мы иногда узнаем о поверьях и о жизни Нового царства больше, чем из стилизованных надписей последних хеттских царей.
После гибели Хаттусаса (ок. 1200 г. до н. э.) прежние вассальные области с лувийским населением на юге Малой Азии и севере Сирии превратились в небольшие самостоятельные государства, которые иногда не без оснований называют «позднехеттскими». В их искусстве продолжаются традиции лувийско-хурритского монументального стиля, важную часть которого составляли иероглифические лувийские надписи. В этих надписях местные царьки, носящие громкие имена древнехеттских и новохеттских царей (Суппилулиумас, Хаттусилис), иногда используют стандартные формулы, напоминающие о старых штампах хеттской литературы (в частности, здесь снова упоминается божество — покровитель, берущий царя за руку, как в «Летописи Хаттусилиса I» и в «Автобиографии Хаттусилиса III»). Самая обширная лувийская иероглифическая надпись этого рода, найденная в Каратепе в сопровождении параллельной финикийской, носит следы воздействия стиля семитской поэтической прозы с характерными для нее фигурами повторений. Около 700 года до н. э. такие надписи прекращаются, хотя отдельные иероглифические знаки встречаются и позднее в качестве священных символов. К востоку от бывшей страны Хатти, где такие иероглифы когда-то использовались для записи хурритского языка, недавно открыты (в Алтынтепе в Турции) отдельные короткие надписи этими знаками на урартском языке, близко родственном хурритскому. Предполагается, что с той же традицией связаны позднейшие урартские иероглифы, до сих пор еще не расшифрованные, а также недавно найденные в Закавказье короткие наскальные иероглифические надписи на неизвестном языке. Дальнейшее изучение этих вероятных ответвлений иероглифического хурритского письма может многое осветить в древнейшей истории этого края.
