Тайна прикосновения | страница 45



Когда в избе-читальне собиралась выступать троица, народ валил валом, ябло­ку негде было упасть. Обычно перед выступлениями развешивались афиши, рисованные красками, затейливо украшенные завитушками: «Вечером в суббо­ту - концерт. Выступает трио «Русский романс». Руководитель: Гавриил Стуков. После концерта - танцы!».

Кто собирал репертуар для друзей - остаётся тайной. Но чаще всего звуча­ли русские старинные романсы: «Белая акация», «Дремлют плакучие ивы», «На Кубе.», «Зажигай-ка ты, мать, лампаду.». На бис исполнялась ставшая рус­ским гимном благодаря Шаляпину «Дубинушка». Первый голос вёл Стуков, вто­рой - Марчуков, Троепольский подпевал.

Самоучки приводили публику в трепет, и заезжие долго гадали: как можно - не обучаясь? Подумать о том, что сказывалась церковная школа пения, никому не приходило в голову. Кроме того, Марчуков читал стихи, он занимался этим с тех времён, когда организовались первые комбеды, когда впервые услышал от Петьки Шувалова «Слушай!». Часто концерты он начинал с декламации, и когда звучали первые строки этого стиха-речитатива (куплеты декламировались, а по­втор пропевался как припев), зал замирал:

Как дело измены, как совесть тирана,

Осенняя ночка темна.

Темней этой ночи, встаёт из тумана Видением мрачным тюрьма...

Кругом часовые шагают лениво,

В ночной тишине то и знай,

Как стон, раздаётся протяжно, тоскливо:

« Слу... шай !.. Слу... шай!..»

Этот номер был беспроигрышным, принимался всей аудиторией - и стар и млад, и бедняк, и бывший зажиточный крестьянин сочувствовали узнику, пытаю­щемуся бежать из тюрьмы:

Здесь штык или пуля, там - воля святая!

Эх, тёмная ночь, выручай!

Будь хоть одна ты защитницей нашей!

«Слу... шай!.. Слу... шай!..»

На Пашу особенное впечатление производили эти два последних слова, кото­рые часовые протяжно поют в ночи, призывая друг друга вслушиваться в тумане в подозрительные шорохи. Сердце её проваливалось в пустоту, она хватала за руку Маню и чувствовала, как её руки сотрясает дрожь...

Сельские тётки не переставая обсуждали «троицу»: «Стуков-то, красавец пи­саный!» - «Да, но Ванюшка - интереснай! В ём стать мужская, сила внутрях. Взгляд - чисто у орла!» О Троепольском предпочитали не говорить, потому что ничем особенным не выделялся: худенький, глаза спрятаны глубоко, тихий, не­приметный. Кто мог думать тогда, что Гаврюша станет известным на всю стра­ну человеком?

Уже во второе посещение сельской читальни подругами Ваня Марчуков под­бежал к Паше. Меж длинными уголками воротника серой рубашки был подвязан галстук в широкую полоску, отутюженные широкие тёмно-серые брюки закрыва­ли лёгкие брезентовые туфли. Можно было подумать, что это городской франт.