– Сейчас четверо. Это все, что осталось от моего отряда. Еще двенадцать человек в селе.
– Если бы ты вчера не послал к Лагуну двенадцать человек, сейчас он был бы для тебя безопасен.
Пехлеван промолчал и даже взгляд опустил. Он чувствовал за собой вину, и Лагуну, подумалось мне, пришлось приложить немалые усилия, чтобы заставить Пехлевана обречь на гибель своих людей. Однако рычаг давления подполковника на Нажмутдинова был мне неизвестен, иначе я и сам бы не замедлил им воспользоваться.
– Сколько человек обещали прийти из соседнего села?
– Шестеро. Это проверенные бойцы. Но до них расстояние вдвое больше, чем до базы Лагуна. Они могут опоздать. Если опоздают сильно, то сами могут угодить в ловушку, потому что от боя не откажутся ни при каких обстоятельствах – даже если не застанут меня в живых. Втянутся в бой и не сумеют выйти. Не захотят выйти, потому что они настоящие бойцы до последнего вздоха. Если бы я знал, что Лагун уже выступил, я не стал бы их звать. Впрочем, снова позвонить не поздно, хотя никто не знает, как повернется дело, и они могут понадобиться…
Пехлеван уставал от собственных слов и говорил все медленнее и медленнее. Со сломанной челюстью трудно говорить, а он не хотел, чтобы кто-нибудь видел его страдания. И только по замедленной речи можно было догадаться о его состоянии. Но я старательно не показывал того, что все замечаю. Наверное, это было бы обидно моему пленнику.
– Хорошо. Этот вопрос выяснили. Теперь меня интересует переподчинение боевиков. Послушаются ли меня твои люди и пойдут ли по моей команде в бой? Предупреждаю, что я командир жесткий и неподчинения не потерплю. А это в случае обострения ситуации может привести к общему недовольству.
– Я видел, как ты командовал, и могу доверить тебе своих людей. Кроме того, ты сегодня сам постарался и заработал у них авторитет. Ну, скажем так, если не заработал, то отобрал мой авторитет. Но, скажи мне, может ли собака – это без обиды, это не оскорбление! – может ли собака, самая умная и дрессированная, повести на охоту стаю волков? Что из этого получится? Сам ты представляешь? Даже та собака, которая победила в бою вожака волчьей стаи…
– Философствуешь, Пехлеван… – вступил в разговор молчавший до этого философ Абумуслим Маналович. – Но я могу тебе ответить вместо Самовара. Жизненными ситуациями ответить, живыми примерами. Я много читал про такие случаи, а однажды и сам с ним столкнулся. Дикие собаки, вернее, одичавшие, собираются в стаи, живут как волки и, случается, даже смешиваются с волками, с волчьими стаями. Страдают же от этого люди, потому что волк более приспособлен к дикой жизни и не знает жизни человеческой. А собака ее знает – и проводит волков там, куда сами они никогда не сунулись бы из чувства самосохранения. Собака хитрее и наглее волка, не боится человека и не уважает его законов – и становится лучшим вожаком. И более опасным. Так и с Самоваром. Он лучше знает, на что способны федералы, и знает, как они умеют воевать. И слабые их стороны – тоже. Потому может ударить так, как они не ожидают. Для федералов это будет большой неожиданностью. А что касается уважения к своему новому командиру, я думаю, не много найдется желающих показать свое неуважение. Значит, об этом беспокоиться не следует.
