Теннисон и «Аврора Ли»[65] попали мне в руки в свое время на каникулах, а «Мужчин и женщин»[66] К. буквально швырнул на уроке мне в голову. В этой книге я обнаружил «Епископ заказал себе гробницу», «Любовь среди развалин» и «Фра Липпо Липпи», не очень отдаленного — смею думать — моего предшественника.
К поэзии Суинберна[67] я, должно быть, впервые приобщился в доме у тети. На мой весьма незрелый разум он не производил впечатления «чего-то особенного», пока я не прочел «Аталанту в Калидоне»[68] и одну строфу, ритм которой в точности соответствовал моему плаванию на боку в больших волнах под обрывом. Вот эту:
Как тот день нам вернуть?
Каждый был бы так рад (Переворот.)
Вслед за голубем путь
Вновь пройти, где летят (Еще переворот.)
Брызги в узком устье Босфора
[69]От сходящихся скал Симплегад
[70](Продолжать с силой.).Если вам удастся дочитать последнюю строку в тот миг, когда волна разобьется о вашу голову, каденция будет полной. Я даже простил Брета Гарта, которому многим обязан, за то, что он попусту использовал этот размер в своем «Язычнике Ван Ли»[71]. Но до сих пор не могу простить К. за то, что обратил на это мое внимание.
Лишь много лет спустя — в разговоре с «дядей Кромом» — я понял, что несправедливости подобного рода были умышленными.
— В те дни, — протянул он, — ты нуждался в ежовых рукавицах, вот К. и держал тебя в них.
— Не только он, — сказал я, — но и Г.
Г. был тем самим женатым учителем, которого боялась вся школа.
— Это я помню, — ответил Кром. — Да, тоже моя идея.
Однажды мы писали сочинение на тему «День на каникулах» или что-то в этом духе. Задание дал К., но выставлять отметки должен был Г. Мое сочинение было красочным, но проникнутым вульгарностью, видимо, позаимствованной из журнала «Розовый». Ничего более отвратительного я никогда не писал. Обычно тетради с отметками Г. отправлял К. без комментариев. Однако на сей раз (шел урок латыни) Г. вошел и попросил слова. К. с усмешкой позволил ему говорить. Тут Г. к восторгу моих товарищей отчитал меня, блеснув насмешливым, язвительным стилем. Закончил он несколькими замечаниями общего характера о падении до уровня «бульварного журналиста». (Теперь я полагаю, что и Г. читал журнал «Розовый».) Содержание, тон и слог его речи были в должной мере жестокими — как натяжение узды для усмирения слишком уж своевольного жеребенка. После ухода Г. К. добавил несколько своих замечаний.
(Но впоследствии Аллаху угодно было наказать Г. Я встретил его в Новой Зеландии директором «смешанного» колледжа, где он преподавал латынь юным леди. «А, делая ошибки в долготе слогов, как и
