— Так же как и ты.
По сей день она не в состоянии понять, отчего ее подруга влюбилась в этого Холлиса. Сьюзи всегда требовались веские аргументы, и в принципе не существовало оправданий чему-либо подобному любви — в виду того, к каким неурядицам в жизни это чувство способно привести. Ладно, тут все понятно — а что теперь понуждает Марч подняться по кособокой лестнице в мансарду? Что по ту сторону двери, кроме рухляди и пары ящиков старья? И все же она не может устоять. Возможно, потому (и этого объяснения Сюзанна Джастис никогда бы не признала), что когда Марч садится на старую железную кровать, то чувствует, как ветер носится над крышей, и слышит, как лист с ореха падает на мерзлый грунт.
Билл Джастис отправился на Лисий холм сразу после ланча (если только можно счесть таковым пару крекеров да стакан чая). Его старенький «сааб» ворчит и чертыхается на каждой заполненной грязью канаве, но Билл как ни в чем не бывало продолжает рулить, и автомобилю ничего не остается, как ехать дальше.
Вот и усадьба. Не успевает Билл выйти из машины, как внезапный порыв дыма наполняет слезами его глаза. Он долго трет их своими большими, крепкими руками, однако на время полностью дезориентирован. Какой сегодня день? Хоть убей, не вспомнить. Что это за дом? Кто в нем живет?
Билл Джастис — человек всецело рациональный. Из тех, кому по душе логика и факты. Ему по силам разобраться даже с очень эмоционально окрашенной информацией — ярость, ненависть, любовь, разводы и семейные тяжбы — и вынести законный, обоснованный вердикт: кому детей, кому имущество, кому в тюрьму и можно ли считать то или иное преступление совершенным из страсти. Но сейчас, на Лисьем холме, все кажется ему какой-то головоломкой. Кто это машет ему из окна? Девочка Марч? А, да ведь это ее дочь! Вот оно что. А сама Марч — та из них двоих, которая, судя по валящему из трубы дыму, силится разжечь камин в гостиной.
— Адвокат приехал, — извещает Гвен мать. Она стоит у окна, туманя своим дыханием поверхность чашки и чувствуя себя как угодившая в запеканку муха. С тоски здесь можно сдохнуть. Этим утром они с матерью сортировали вещи Джудит, то есть битый час носили из подвала ящики старья. Трижды она звонила своей лучшей подруге Минни, но каждый раз — короткие гудки. «Это какое-то чистилище, ей-богу, — скажет она Минни (если та когда-нибудь заткнется и оставит хоть на минуту в покое телефон, чтобы к ней можно было дозвониться). — Нет, даже хуже, чем ад. Раз в десять».
