Мнения в мире об очередном конфликте между славянскими странами поделились. Звучали прямо-таки противоположные точки зрения. Грузия, Беларусь, Молдова выступили с осуждением внешней политики Российской Федерации, Румыния и Турция поддержали, остальные постсоветские республики заняли выжидающую позицию, страны Большой Восьмерки, в основном, ограничились фразой, что «конфликт интересов – это внутреннее дело Украины и России». В последнем же случае МИДы обеих стран перебрасывались взаимными обвинениями – Вильный выжидал. На отдельные провокации российских политиков о добровольном повторении Переяславской Рады – «пока не поздно» – он лаконично отвечал: «Никакого «воссоединения» с Россией или возрождения «обновленного Советского Союза» не будет до тех пор, пока «старший брат» не бросит свои имперские замашки и не научится уважать мнение своих соседей».
24 марта уже в России начались волнения другого плана: многие рядовые россияне искренне недоумевали, зачем постоянно использовать кнут против суверенного государства, но, в основном, помалкивали, пока представители четырехмиллионной украинской общины не объявили о начале протестов по всей территории страны в знак несогласия с внешней политикой РФ. В 2035-м Вильный признался, что беспорядки начались с его согласия и указаний, которые он передал через политических агентов по ту сторону границы. Наибольшая напряженность царила на Кубани и в крупных городах России. Проблема в том, что вскоре началась цепная реакция: вспышка насилия в Чечне и на Кавказе не входила в планы украинского президента, а призывы к независимости в республиках, где русские составляли меньшинство, могли спутать все планы. Мохович не растерялся, хотя прекрасно понимал, что повтор «желтого восстания» может случиться в любой момент. Потому и решил идти на компромисс, в глубине души, конечно, опасаясь, что его украинский «коллега» захочет довести начатое до конца.
Но целью Вильного был вовсе не распад РФ. Он всегда говорил, что его противником является не российский народ, а российская власть, фактически пляшущая под дудку родной олигархии. И если «государи России» не будут вмешиваться во внутренние дела его родной страны и соотечественников, живущих за пределами Родины, у него не будет к ним никаких претензий. Николай осознавал возможные последствия: если Россия не дай Бог распадется, то этот распад потянет за собой многие постсоветские республики, в том числе и Украину. Территориальные претензии Прибалтики, Японии, некоторых постсоветских республик и потаенные амбиции Китая, а также огромный ядерный потенциал, вымирающее население, сепаратистские тенденции на Кавказе, Дальнем Востоке, в Чечне и так далее при помощи малейшей искры грозили превратить соседнее славянское государство в такую горячую точку, что перед ней бы померкли Афганистан, Ирак и Ливия вместе взятые. Вероятно, именно потому президент Украины постарался погасить пожар, который сам и вызвал, в самом зародыше, ограничившись требованием предоставить Кубани статус автономии. В свою очередь он обещал переформатировать страну из унитарного государства в федерацию и придать русскому языку статус второго государственного при условии, что эти процессы будут происходить постепенно и найдут высокую поддержку в обществе.
