Возле поста медсестры Надя останавливается. Настольная лампа горит, медсестра склонилась над журналом. Надя здоровается — медсестра поднимает голову.
— Как он сегодня? — тихо спрашивает Надя.
— Без изменений, — быстро отвечает медсестра и отворачивается к шкафчику за спиной, открывает, достает из баночки таблетку, заворачивает в бумажку и кладет на стол: — Вот, возьми. А то ведь сразу прибежишь просить…
— Ему так… больно? — дрожащим голосом спрашивает Надя.
— Больно.
— А укол… Нельзя?
— Строго по часам. Сама ведь знаешь… — медсестра сочувственно смотрит на Надю:
— В шесть делали. Теперь — только в двенадцать.
— Но ему ненадолго хватает, — шепчет Надя.
— Привыкание, — бормочет медсестра, снова утыкаясь в журнал. — Естественная реакция организма. Только твой как-то уж очень быстро привык… Но здесь уже ничего нельзя поделать.
Надя берет со стола таблетку в бумажке и идет в самый конец коридора, к крайней палате, у окна.
Дверь палаты приоткрыта. Из палаты доносятся хриплые стоны — человек стонет мерно, словно капает из крана вода или тикают часы:
— А… А… А…
Надя на мгновение задерживается у двери палаты, глубоко вдыхает, сглатывает — и толкает дверь плечом. В палате — три кровати. На одной спит мужчина, накрыв голову подушкой. На другой — молодой парень, иссохший, лысый, к руке тянется трубочка капельницы. На третьей — Олег. Он страшно исхудал, лежит, запрокинув голову, небритый, глаза полузакрыты, из широко раскрытого рта доносятся хриплые стоны. К его руке тоже тянется трубочка капельницы.
Молодой парень с соседней кровати с ненавистью смотрит на Надю и капризно говорит:
— Хоть бы ты его скорее забрала, что ли! День и ночь орет, никаких сил больше нету… Тот-то, — он кивает на спящего соседа, — полуглухой, он хоть спать может. А я… Я здесь для лечения лежу, мне тоже сон нужен!
— Олег тоже для лечения здесь лежит, — спокойно отвечает Надя, ставя сапоги — на пол, пакет — на стул.
— Да какое ему лечение?! У него уж четвертая стадия! Лечение… Другим только мучение — его лечение! Забери ты его, пусть дома умрет… В кругу семьи.
При этих словах Надя вздрагивает и пристально смотрит на парня с соседней койки. Но ничего не говорит. Склоняется к Олегу, гладит его кончиками пальцев по лбу, касается щеки, шепчет нежно:
— Олежек! Олежек, я пришла…
— Он не слышит тебя! Он ничего уже не понимает! — злобно бормочет парень с соседней койки и передразнивает Надю: — «Олежек», «Олежек»…
Надя продолжает гладить лицо Олега. Тот открывает глаза, смотрит на нее и принимается стонать еще громче.
