— Я тоже люблю тебя, детка, и в субботу к вам приеду. Обязательно. Спокойной ночи, приятного сна. Дай мне папу.
Трубку взял ее бывший муж. Их трое детей жили с ним по взаимному соглашению. Сюзанна могла навещать их в любое время и в прошлом году даже брала к себе всех троих на целое лето. Решение оставить детей на попечение мужа далось ей мучительно, но, постоянно убеждала она себя, было единственно правильным.
— Как дела, нормально?
— Без проблем, а у тебя?
— Совершенно измоталась. Меня ведь назначили расследовать дело Сазерленда.
— Крупняк. Последнее время только о нем и говорят.
— Ничего удивительного. Убийство в Верховном суде! Первое за всю историю — подумать страшно!
— Ты бы лучше подумала о своем здоровье, Сюзанна. Приедешь к нам в эту субботу?
— Приеду. Спокойной ночи.
Она послонялась по квартире и в конце концов оказалась на кухне. Поняла, что проголодалась, и приготовила себе кофе с английской булочкой. За кофе ей вспомнилось, что она вообще сегодня не ужинала, а придя с работы с разбухшим от бумаг кейсом, сразу же, переодевшись в халат и накинув поверх теплую кофту, села читать и читала до урочного часа, когда надо было звонить детям.
Доев булочку, Сюзанна прошла в спальню и сняла с полки, где стояли книги по искусству, энциклопедию английской живописи. Нырнув под одеяло, отыскала статью о художнике Грэме Сазерленде. Прочла, захлопнула книгу, погасила свет и некоторое время размышляла в темноте, какой прок полицейскому инспектору от знания работ малоизвестного английского художника?
До чего докатятся наши правоохранительные органы с такими-то инспекторами?..
Верховный судья Темпл Коновер сидел за завтраком в малой столовой своего дома в Бетесде в голубом фланелевом халате, синих, махровой ткани, домашних туфлях, с обмотанным вокруг шеи красным шерстяным шарфом. Рядом, под рукой, стоял алюминиевый костыль, без которого судья не мог передвигаться после последнего инсульта. На столе перед ним лежал окончательный вариант статьи для журнала «Харперс» о цензурной петле, затягивающейся на шее свободной прессы.
Старинные часы в углу большой столовой отзвонили время — семь утра. Коновер налил себе перемешанные с гущей остатки кофе, приготовленного экономкой, взглянул в окно на тщательно ухоженный японский садик — его подарок второй жене-японке.
— Доброе утро, Темпл, — раздался от двери голос его нынешней жены, юной особы с длинными, вьющимися по плечам светлыми волосами, в легкомысленном розовом халатике, прихваченном на талии двумя пуговками, и с детски припухлым, не отошедшим еще от сна лицом. Она стояла, облокотясь о косяк двери и пальцами одной ноги едва касаясь подъема другой. Слегка распахнутые полы халатика являли взгляду гладкие белые бедра.
