Когда они спустились в бар, миссис Рейнментл уже сидела там на высоком стуле, в том же свободном сером шелковом костюме. Спутанные волосы стояли торчком.
«Не ахти», — подумал доктор Слейд: ему захотелось достать носовой платок и вытереть ей жир и пот со лба. Она привлекала к себе внимание, будто ребенок, которому необходимо высморкаться.
Когда на их угловой столик благополучно прибыл плантаторский пунш, доктор Слейд убрал с лацкана капельку воды и спросил миссис Рейнментл:
— Банк оказал вам услугу?
Он почувствовал на себе взбешенный взгляд жены.
— Нет, только зря время потеряла, — беззаботно ответила миссис Рейнментл.
— Вы хотите сказать, он был закрыт? — сказал доктор Слейд и сощурясь посмотрел на нее. Он знал, сколько незаметных беспокойных движений пришлось совершить жене, чтобы поймать его взгляд, но так и не посмотрел на нее.
Рассеянно улыбаясь, миссис Рейнментл сделала большой глоток:
— Нет, все нормально — он был открыт. Но мне не захотели помочь.
— Что? — воскликнул доктор. — Мне кажется, если бы вы связались с консулом, он бы, возможно, что-нибудь сделал. («Хотя вряд ли, — подумал он. — Пожалуй, нет, если б хорошенько к тебе присмотрелся».)
— Я встречалась с ним, — пояснила она. — Он был очень мил. Но сказал, что не готов взять на себя ответственность. У меня при себе не было удостоверения личности. Я показала ему паспорт и письма… — Голос у нее сорвался, как только она вспомнила в подробностях сцену своего провала.
К счастью для нее, миссис Слейд рассмеялась. «Молодчина!» — подумал он, дерзко надеясь, что ее досада теперь пройдет. Но, продолжая смеяться, она мельком глянула на него, и он понял свою ошибку.
Они заказали еще выпить. Пока разговаривали, миссис Рейнментл отвела стюарда в сторонку и подписала счет, прежде чем кто-либо из них осознал, что происходит.
— Разумеется, я пригласила вас, — царственно заявила она, и обоим пришлось смолчать.
Она встала:
— Я собираюсь принять чудесную горячую соляную ванну. До скорого.
— Ах вот как, — сказал доктор Слейд. Когда она ушла, он сел: — Там все равно не было десяти долларов.
После обеда они бродили по верхней палубе: дул теплый ветер, и ярко светила луна.
— Как ты можешь говорить, что я был груб? — воскликнул он. — Почему я должен изменять себе и церемониться с этой женщиной?
Опираясь руками о перила, она смотрела на мерцающую гладь залитой лунным светом воды.
— Да! Да! — сказала она тихо, но с горячностью. — Должен! Мне всегда трудно с твоими друзьями.
