Но дождь он любил по-прежнему.
Не обращая внимания на удивленных Les amateurs de pa'tisseries frai'ches, des moules et un peu poivrot[4] русский солдат, взяв стул, пододвинул его к столику дамы, и, усевшись на вышеуказанный стул верхом (что уж совсем было не komilfo), щелчком подозвал официанта.
- Графин белой, сельдь атлантичскую в молоке, равиоли а ля рюсс и тарелку разносолов! – Сказал черт на чистейшем русском. Официант, удаляясь, презрительно хмыкнул, пробубнив под нос:
- Понаехали тут, позорят перед всем обществом как пить дать…
- На месте стой! Раз-два! – отчеканил Матвей вслед гарсону. Гарсон встал как вкопанный. Публика кафе неотрывно наблюдала за происходившим действом.
- КРУуу-Гом! – Официант развернулся. Черт поманил пальцем. Официант подошел.
Смерив обслугу взглядом, Матвей со скептической иронией заметил:
- Белое движение? А? От чего же здесь? От чего же не в манеже? А я знаю! - Продолжил глумиться черт. – Молодые обскакали. Да и если серьезно, какой толк-то от таких - как вы…
Мужика кто проворонил?
Лицо кицуне неожиданно вспыхнуло вместе с лицом гарсона.
Черт только мельком стрельнул в её сторону глазами, и продолжил:
- Мужика-то, первым – ты, близорукий, проссссссссспал, а не Миха!
Публика, не разумевшая о подлинности беседы черта с противостоящими силами, недоумевала, но была заинтригована.
- Я русский офицер! И не позволю! – С горячностью зашёлся официант…
- Хр-тьфу, - сплюнул в пол Матвей. – Ты теперь ХОЛУЙ. – Ответствовал черт, сопроводив оскорбленного жестом, чтоб тот, мол, шёл заказ оформлять. – Убери.
Подбежал мальчик-половой и вытер плевок.
С гордо поднятой головой, официант отправился выполнять заказ.
- Зачем? Грубо ведь. Он в чём-то прав… Вы там у себя все такие? - Брезгливо заметила кицуне, вкладывая вторую cigarette в свободный бит.
- Какие? Пролетариат?
Ты сама-то мать чего видом-то обрусела? – Оценивающе посмотрел черт на e'migre' russe[5] - Рейко, и подмигнул.
– Мужика, не уж то вспоминаешь?
Щелкнула зажигалка.
Принесли бочковые огурцы и граненый, ледяной штоф.
- Моё ремесло, - бесцветно отметила кицуне, - предполагает, что из толпы выделятся, не нужно.
Выразительно посмотрев, на гимнастерку Матвея, закончила. – В Париже японки сей час только в «красных фонарях».
- Не узнаю я Корио – Рейко – Кицуне. – Захрустев огурцом, покачал головой Матвей. – Лиса–призрак исчезает, и появляется только перед загнанной жертвой!
