У меня внутри похолодело от отчаяния.
— Послушайте, я моту заплатить. Я достану денег. Пожалуйста, я хочу хоть что-нибудь узнать, что угодно! Что он вам сказал?
Но Жан подвел нас к французским дверям, надавил ручку, и створки сами собой распахнулись. Хозяин жестом велел нам выйти.
— Прошу, уходите.
Я медлила, и Себастьян тихонько дернул меня за руку. Жан Соломон уставился в пол и не смотрел на нас, но, едва мы оказались во дворике, вышел вслед за нами и плотно прикрыл дверь в дом. Я удивилась.
— Ваше присутствие здесь оскорбило лоа, — очень тихо, очевидно опасаясь быть подслушанным, заговорил Жан. — Я сам в этом виноват, но я разглядел, кто вы такая, только когда вступил в связь с Легбой. Никогда больше сюда не приходите.
— Но почему? Что все это значит? — У меня невольно сжались кулаки. Так и хотелось заорать на незадачливого шамана. — Что со мной не так, черт возьми?!
В глазах Жана проступила печаль.
— Надеюсь, вы никогда об этом не узнаете…
И, покачав головой, он отвернулся, чтобы уйти.
— Пожалуйста, Жан! — взмолилась я. Он видел мое проклятие, он знал, в чем оно состоит, — единственный из людей. — Помогите же мне!
Боже правый, как же я ненавидела упрашивать! От этого мне сделалось так противно, что в груди все больно сжалось и закололо. Жан вздохнул, затем снова покачал головой, будто заранее осуждая себя за опрометчивый поступок. Отклонившись на всякий случай подальше от дверей, он произнес:
— Вы хотите знать прошлое и то, что на вас наложено? Растолките в порошок, а лучше в пыль кость Алисы Кромли — и вам все станет ясно. Кости поведают вам ваше предание. Скажи, Себастьян!
Тот кивнул, и Жан, удовлетворившись таким ответом, попрощался:
— Удачи, chere!
Затем он вошел в дом и запер за собой дверь. Я посмотрела на Себастьяна.
— Он ведь пошутил, правда?
Себастьян взял меня за руку и повлек из дворика к каменному тоннелю.
— К сожалению, это совсем не шуточки.
Похоже что…
Я вырвала у него руку и пошла вперед по тоннелю к Думейн-стрит. Не дожидаясь Себастьяна, я выскочила за ворота, хлопнув ими так, что замок автоматически защелкнулся, и направилась в южную часть города. Мне всего-то и хотелось — выглядеть и жить как все! Всего-то! Почему же эта гребаная нормальность так трудно достижима? Ну почему?
Глаза щипало от слез, глупых и жгучих слез. Я утирала их рукой. Глубоко в груди зародился вопль, распирая внутри ребра и наполняя сердце адским страданием.
Я судорожно потянула носом воздух, как вдруг…
