Парень прислушивался к тихому людскому гомону около шоссе, но все его внимание было приковано к возу. Оттуда доносились приглушенные стоны. Женщине, лежавшей там на охапке сена, на вид можно было дать лет двадцать пять — двадцать шесть. До боли сжимала она одной рукой край одеяла, а в стиснутых пальцах другой хрустели сухие стебельки сена. По ее бледному, прозрачному лицу пробегали тени невыносимой муки. Черты лица ее постепенно вытягивались, искажались, она готова была кричать, молить о спасении, но, превозмогая боль, зарывшись лицом в пеструю подстилку, сдерживала себя, с трудом переводя тяжелое, прерывистое дыхание. За нею с озабоченным видом ухаживала молоденькая девушка. Она поправляла подушку, подносила холодную воду в жестяном чайнике.
Когда стоны усиливались, старик растерянно скреб свою реденькую бородку, тихо бубнил под нос:
— Эх, молодица, молодица! И выбрала же ты времечко для этакого дела…
И тут же в отчаянии махал рукой:
— Ну… что ты тут поделаешь! Разве это от нас зависит… Разве оно может подождать!
Парень, сидевший у обочины шоссе, в такие минуты поднимался, явно намереваясь подойти к возу. По девушка, хлопотавшая там, возбужденная, раскрасневшаяся, не глядя на него, стыдливо отмахивалась:
— Иди, иди отсюда, Игнат! Да присмотри за Василькой, он побежал куда-то к реке…
Парень виновато топтался на месте.
Над шоссе с пронзительным свистом промчался самолет. Внизу, под деревьями, притих людской гомон. Все столпившиеся у реки устремились подальше от берега, в лесную чащу. Игнат видел, как самолет, поднимаясь ввысь, развернулся и летел уже обратно.
Внезапно побледнев, Игнат только успел испуганно крикнуть: «Ложитесь!» — и приник к земле. Раздался знакомый свист бомбы, резкий взрыв, визг пронесшихся осколков, сухой шорох осыпавшёгося щебня и песка. Людям казалось, что взрыв тянется долго-долго. Такой лютый человеческий крик стоял над возом, что некоторые до боли стиснули зубы. Вдруг крик оборвался, стих, заглох, и новые звуки донеслись оттуда.
— У-а… У-а… — взывал тонкий, пискливый голосок, и пожилые женщины, сидевшие на земле, нахмуренные, прикрывая телами своих детей, сразу же засуетились, быстро заговорили, и их серо-землистые от испуга лица потеплели, расплылись в извечной материнской улыбке. Все они бросились к возу. Пошатываясь, приподнялся ошеломленный взрывом Игнат. От женщин, столпившихся у воза, отделилась девушка и шла ему навстречу взволнованная. В ее синих глазах еще не растаяли холодные льдинки только что пережитого страха, но они уже лучились чистой и ясной радостью.
