- Э-эдуард Мак-ксимович! Мы Вас уже за-аждались! Что происх-ходит? Куда все уб-бежали? Вы что-нибудь узнали?
Преподаватель хранил молчание. Он медленно двинулся в сторону первой парты по центру, как раз той самой, за которой сидела бледная и испуганная Марина. Никита стоял чуть позади и краем глаза видел, как сильно дрожали ее плечи. Он не мог заставить себя сдвинуться с места - увиденное не укладывалось в голове. Ему страшно хотелось проснуться, оглядеть свою небольшую уютную спальню и тяжело выдохнуть заветную фразу, что все происходящее вокруг всего лишь дурной сон. Что все будет хорошо, и никогда уже не будет плохо. По крайней мере, ТАК плохо! Эдуард Максимович подошел к парте вплотную, чуть не лег на нее животом, и посмотрел на Марину не моргающим и ... по настоящему мертвым взглядом. Его рот чуть раскрылся, разрывая воздух страшным, нечеловеческим утробным рыком. В следующее мгновение, Никита, явно теряя рассудок, смотрел за тем, как Эдуард Максимович хватает скрюченными руками Марину за волосы, подтягивает к себе и с силой впивается зубами в ее побледневшую щеку. Крик, преисполненный боли и страха, привел юношу в чувства. Он бросился к девушке, схватил преподавателя за воротник клетчатой рубашки и со всей силы потянул на себя. С треском рубашка порвалась и вырвавшийся, словно голодный пес с привязи, преподаватель бросился на сидящих парней соседней парты. Их крики и мертвого были способны разбудить. Как бы странно и, в то же время, актуально это не прозвучало. Несколько секунд замешательства, крик, шум, еще пара секунд и аудитория осталась совершенно пуста. В ней остался лишь Никита, Эдуард Максимович, противно чавкающий над своей жертвой возле парты, и еще один паренек, сидящий на ступеньках и дикими округленными глазами взирающий на того, как пожирают его друга. И, конечно же, уже мертвая девочка – несбывная мечта печального романтика. Ну что, Шекспир? Как тебе понравится ТАКОЙ финал? А? Все еще считаешь, что нет повести печальнее на свете? Щеки Никиты были мокры от горьких горячих слез.
На преподавательском столе лежала тяжелая железная указка, явно оставшаяся еще с советских времен. Когда студенты перебивали Эдуарда Максимовича своей болтовней, он любил хорошенько припечатать этой указкой по краю стола. Тяжелый глухой стук пробуждал-таки в болтунах жажду к знаниям, хотя и ненадолго. Потому, концы преподавательского стола были испещрены множеством зазубрин. Ребята даже пытались сосчитать, сколько же раз в этой аудитории старого препода выводили из себя? Так и не смогли, уж больно много ... да и запутано там все. Больше ста, короче.
