Потрясение, которое Дэнни испытал от увиденною и услышанного в театре, побудило меня попробовать что‑нибудь примитивное, что прежде ускользало от моего внимания. Я попросил Дэнни покричать: «Мама! Папа!» Дэнни отказывался, говоря, что не видит никакого смысла в таком ребяческом действии; кстати, если честно, то я и сам никакого смысла в этом не видел. Но я настаивал на своем, и Дэнни наконец уступил. Начав выкрикивать требуемые слова, он заметно расстроился. Внезапно он рухнул на пол и принялся извиваться, словно в мучительной агонии. У него участилось дыхание, но он продолжал сдавленно выкрикивать: «Мама! Папа!» Эти слова вырывались из его горла почти непроизвольно, с непередаваемым хрипом. Казалось, он пребывает в коме или в гипнотическом трансе. Корчи уступили место мелким судорогам, и наконец несчастный испустил такой душераздирающий и громкий вопль, что дрогнули стены моего кабинета. Весь этот эпизод длился не более нескольких минут, и ни я, ни Дэнни, так и не смогли понять, что же произошло. После того как припадок миновал он сказал мне лишь одно: «Я сделал это! Я сам не знаю, что именно, но я могу чувствовать».
То, что произошло с Дэнни, поставило меня в тупик на несколько месяцев. До этого я проводил сеансы интуитивной терапии в течение семнадцати лет — в качестве психиатра, социального работника и в качестве психолога. Я учился в психиатрической клинике, где следовали заветам Фрейда, и в психиатрическом отделении Госпиталя Ветеранов Администрации, где им следовали не очень старательно. Несколько лет я работал в психиатрическом отделении детской больницы в Лос–Андже- лесе. За все время своей врачебной карьеры мне ни разу не приходилось видеть ничего даже отдаленно похожего. Так как я записал на пленку то достопамятное вечернее занятие, то у меня была возможность снова и снова прослушивать запись, что я и делал на протяжении следующих нескольких месяцев, силясь найти разгадку. Но я не мог ее найти.
Однако вскоре мне выпала возможность узнать об этом феномене несколько больше.
Один из моих пациентов, тридцатилетний мужчина, которого я здесь назову Гэри Хиллардом, с большим чувством рас
сказывал мне о своих родителях, которые постоянно ругались, не любили его и вообще испортили ему жизнь. Я попросил его громко позвать родителей. Пациент отказался. Он «знал», что родители не любили его, так какой же прок их звать? Я упросил его пойти навстречу моему капризу. Скрепя сердце и не особо стараясь, он принялся звать мамочку и папочку. Вскоре я заметил, что дыхание его стало чаще и глубже. Его зов превратился в полностью непроизвольный акт, он принялся извиваться, содрогаться в конвульсиях, а потом испустил ужасный крик.
