В глубокой тревоге я покинул Зимний дворец.
Империя и Россия... В какой мере совместимы эти два понятия?
И совместимы ли вообще? Чудовище, взращенное Петром, изготовилось к прыжку на
Восток. Ради чего? Ради безопасности России? Ради ресурсов и жизненных
пространств, необходимых для ее будущих поколений? Но Империи нет никакого дела
до России как таковой, она паразитирует на ней. Русская духовность и русская
культура для нее в лучшем случае — грим, под которым она пытается скрыть свою
звериную, сатанинскую сущность. Русский народ для нее — живой инструмент,
пушечное мясо, выражаясь словами Наполеона. Сколько душ погубил Петр Первый
ради честолюбивых имперских планов! Страну довел до разорения! И все для чего?
Чтобы силой прорваться в Европу! Империя всеядна, она может проглотить все, и
ничто не в состоянии ее насытить. Она безлика, универсальна. Как Царство Божие
одно, так и она стремится быть одной. Ей тесно в любых рамках. Не удалось
взорвать рубежи на Западе, она будет двигаться на Восток, до Гималаев, до
Индийского океана. Но остановят ли и эти естественные препятствия ее натиск?
Прав Государь, когда говорит о важности освоения безлюдных
пространств Сибири. Но обширные равнины Средней Азии и Китая, населенные многочисленными
народами со своеобразной древней цивилизацией, — это ведь совсем другое дело!
Каким может быть место России в этом конгломерате народов? Зачем нам подобное
вавилонское смешение языков?
Сознает ли все это Государь? Как бы то ни было, он, стоящий
во главе Империи, по своему духу и складу (да, да, я в этом уверен!) не
является выразителем имперской идеи. В этом парадоксе — кульминация кризиса.
Империя в лице своего верховного правителя пришла к самоотрицанию. И конечно же
Государя влечет к себе не Восток Ксеркса, а Восток Христа! Не пытается ли он
изменить характер, сущность имперской экспансии? В моем лице ему нужен был не
дипломат, а апостол. Я не оправдал его надежд. Это легко можно было заметить по
его грустному, усталому взгляду. Но я и не мог оправдать надежд Государя. У
меня другое призвание. И он это тоже понял. Я призван взойти на Голгофу здесь,
в России, так же как и он. В трагические переломные моменты истории хитроумная
дипломатия бессильна. Государь, Помазанник, есть Агнец, и у него одна только
возможность выполнить свой долг — принести себя в жертву».
Мое чтение дневника старца Варнавы было прервано стуком в
дверь. Гришка-алтарник жестами объяснил, что пришел посетитель, и, судя по
взволнованному лицу Григория, это был не совсем заурядный визит. Я спустился
вниз. На паперти у дверей храма стояла Елизавета Ивановна. На ней было скромное
черное платье, на голове платочек, на лице ни следа косметики.
