Мы спустились вниз. До службы оставалось часа три. Я решил
немного прибрать в храме. Григорий, однако, не позволил мне делать это, и в
конце концов я с ним согласился. Перед службой мне нужно было прочитать Правила
и, учитывая бессонную ночь, хоть немного отдохнуть.
Я поднялся в свою келью, лег на сундук и моментально заснул.
И снился мне сон. Как будто стою я на Соборной площади в одном белом
подризнике, босиком. И, чувствуя в себе необыкновенную легкость, понимаю, что
стоит мне сделать небольшое внутреннее усилие, как я поднимусь в воздух. Я делаю
это усилие и действительно начинаю подниматься все выше и выше. Вот уже подо
мной блестят кресты и купола собора, у подъезда горисполкома снуют игрушечные
черные «Волги», люди на площади и на прилегающих к ней улицах, запрокинув
головы, смотрят вверх и показывают на меня руками. Мне легко и весело. Но
постепенно какое-то неясное беспокойство закрадывается в душу. Я уже чувствую,
откуда исходит оно, и догадываюсь, в чем дело. Не поворачивая головы, я делаю в
воздухе полукруг, и мой взгляд встречается с устремленным на меня взглядом. В
кроваво-черном месиве копошится змееподобное существо. Оно пристально следит за
каждым моим движением и нетерпеливо бьет хвостом. Оно стремится оторваться от
земли, но сделать это ему, видимо, намного труднее, чем мне. Для этого ему
нужно разъярить себя, довести до кипения, до бешенства. Чудовище дико
затряслось, оно сделало несколько прыжков, круша и сминая под собой дома и
людей, и, наконец, взвилось в воздух. Оно устремляется мне навстречу. Теперь в
его облике появилось что-то человекообразное, вернее, человеко-звериное. Мы летим
навстречу друг другу. Столкновение неизбежно. Но страха во мне нет...
Я проснулся от грохота. Гремел гром. В стекло окна
остервенело били капли дождя. Я подошел к окну. Все небо заволокла черная туча,
ливень лил как из ведра. Господи, хоть бы поскорее прекратился он, чтобы ко
всенощной пришло побольше народу! Пока я вычитывал Правила, тучи рассеялись, и
на небе опять выглянуло солнце. Я открыл окно — повеяло удивительной свежестью.
Храм за время моего отсутствия преобразился. Григорий
тщательно вымыл полы и всюду, где смог, стер пыль. Под лучами вечернего солнца
засверкала поблекшая позолота иконостаса. Через открытые окна и двери в храм
вливался напоенный озоном воздух.
Хор был уже в сборе. Дюжина женщин и пяток пожилых мужчин.
Георгий Петрович торжественно представил их мне: «Мария, Марфа, другая
Мария...» Все они чинно подошли под благословение. Одеты были празднично. Лица
их светились.
