А тут еще в селе одна за другой лошади стали пропадать. Не
было хозяйства, в котором не пропал бы рысак-красавец или тяжеловоз гривастый в
роскошных белых яблоках по тугим бокам. Лишь отцовские табуны беда обошла.
Призадумались тогда селяне и в воскресный день на обедне в церкви порешили с
благословения батюшки Крестным ходом обойти становище кочевников. Подальше от
табора обходили, из боязни малодушной нечистых колдовских очей, с чудотворной
Казанской на полотенцах. И следующим утром исчезло становище поганое бесследно,
даже праха от кострищ не осталось. Пропавшие лошади громко испуганно ржали и
били копытами у хозяйских ворот, таращась шалыми выпученными глазищами.
А с чудотворным образом тоже Отец пособил. Из монастыря, что
за дальним лесом, раз в год ходили Крестным ходом монахи с народом честным.
Носили они пречудный образ Казанской Богородицы до города Казани и обратно.
Проходил тот Крестный ход по краю села. И только батюшка, да Отец выходили
встречать богомольцев и святым лобызанием привечать образ пречудный. Отец-то,
как приложился первый раз к Казанской, как облился слезами покаянными, так и
стал ходить каждый год. Проходил он с Крестным ходом до самого горизонта, и
пожертвование копил к этому дню, чтобы духовнику Крестного хода вручить
незаметно. И возвращались они с батюшкой просветленными такими, тихими…
После второго Крестного хода случился сильный ураган с
дождем и градом. Все посевы и сады побило-посекло, а отцовское и поповское
хозяйство осталось неутраченным. Как унесло ураган дальше, как выглянуло
солнышко, так травы от ветра полегшие, ветви садовые, дождем долу прижатые,
поднялись у Отца и у священника среди всеобщего бурелома. Тогда батюшка и рассказал
на проповеди, что это Господь покарал нерадивых за презрение к Матери Своей
Пречистой. Одумались тотчас православные и порешили ход Крестный встречать всем
миром. А чтобы у Владычицы прощение выспросить, поручили церковному иконописцу
список с образа Казанского сделать.
Хоть и блаженненький был тот иконописец, но как садился с
кистями в ручках скрюченных за работу, так и преображался весь: лицо
просветлялось, руки неверные выправлялись, и так уж смело кисть бегала по
доске, будто образ сам собой выписывался. Собрали миром обоз приношений,
посадили за вожжи блаженного и, помолившись, отправили в монастырь. Спустя
месяц вернулся блаженный, прижимая к груди сверток. Принес в храм, развернул, ¾ а там Казанская такого дивного
письма, такой невиданной красоты, что все до единого, как увидели, так на
колени и рухнули, как подкошенные. Отец тогда предложил батюшке придел для
Казанской построить, да первый взнос самолично внес.
